Сценарист
Шрифт:
Тодд отошёл в сторону, подойдя к одному из шкафчиков, после чего, открыв один из ящиков, достал оттуда небольшой пинцет. Добыв нужный предмет, он вернул всё на свои места, после чего вновь подошёл к рабочему столу.
— Если ты не хочешь открываться всей команде, я могу понять это, но хотя бы постарайся открыться мне. — произнёс бывший солдат, немало удивляя собеседника. — У меня большой опыт за плечами и хорошая выдержка. Если я получше узнаю тебя, я смогу сделать правильный выбор в сложной ситуации, который спасёт наши задницы от провала.
Син стоял неподвижно, словно каменный столб. Его взгляд застыл на Дженсене. Он слушал каждое слово собеседника и ощущал, как эти слова тяжело отзываются в его душе. Горячая злость начала постепенно
С другой стороны, его обида росла. Он не хотел, чтобы его раскрывали, чтобы копались в его прошлом. Он считал, что его демоны — это его личное дело, и никто не должен знать об этом. Он чувствовал, что если он разрешит кому-то проникнуть в его ум, то лишит себя чего-то ценного, что защищает все эти годы. В его внутреннем мире горели спорящие между собой огоньки разума. Одна часть его желала открыться, показать свои страхи и слабости, чтобы найти поддержку и понимание. Он чувствовал, что Дженсен на самом деле хочет ему помочь и стать поддержкой, в которой он так нуждался.
Но другая часть его хотела остаться закрытой, не давая никому подойти слишком близко. Эта часть чувствовала, что если он позволит себе быть слабым перед командой, то он потеряет контроль над собой и станет заложником собственных демонов.
Син перевел взгляд с Дженсена на пол и сделал неуверенный шаг назад. Он сжимал пальцы в кулаки, пытаясь справиться с внутренним конфликтом. Его дыхание было неровным, а сердце билось быстрее.
Тодд же, заметив, что Айкава начал отступать, одобрительно кивнул и вернулся к своей работе. Тем не менее про разговор он забывать не хотел.
— У меня очень сложные отношения с отцом. — начал рассказывать о себе мужчина. — Или, наверное, уже были сложными. Собственно, я не знаю, жив ли мой папаша сейчас или нет. Не в этом суть. А твой жив? — внезапно спросил он.
Син же поёжился от такого вопроса, присаживаясь на диван.
— Мы с ним не общались уже несколько лет, так что и я не знаю, жив ли он. Почему-то хочется верить, что жив. Не мог он умереть так тихо. — ответил подросток, всем своим видом показывая, что ему не очень приятно говорить об этом.
— Кем он является? — задал ещё один вопрос Дженсен.
— Отцом? — саркастически ответил Айкава. — Не знаю. Он никогда не рассказывал многого о себе, да и виделись мы в лучшем случае раз в год-два. Я хорошо знал его только ежемесячным переводам, которые позволяли мне с комфортом жить. Конечно, раскидываться деньгами не получалось, но вот еда, одежда и квартира всегда были при себе. — более спокойным тоном рассказал подросток.
— Мой старик присутствовал в моей жизни не больше твоего. — с ухмылкой на лице произнёс бывший солдат. — В детстве я тоже мало общался с отцом. Дело не в том, что он или я избегали разговоров. Нет, скорее, мы просто не хотели разговаривать. У него были свои дела, связанные с бизнесом, а у меня была головная боль, как мне выявить свою причуду. В то время многие считали, что у меня вовсе нет суперспособностей, что стало для них поводом насмехаться надо мной и издеваться. Я стоически выдерживал каждую их издёвку, веря в то, что у меня есть причуда. И знаешь, в то время мне бы не помешала небольшая поддержка от отца. Пускай даже самая малая, но поддержка. И знаешь, что? — задал риторический вопрос он, вновь повернувшись лицом к собеседнику. — Он оказался в числе тех, кто не верил в существование моей причуды. Он уже тогда сделал для себя вывод, что я — бесполезен. — с ноткой грусти проговорил он. — Он… он назвал меня своим главным разочарованием. Не знаю, было ли это связано с моей причудой или же нет, но по моим мозгам эта фраза ударила здраво.
В комнате царила тишина, нарушаемая лишь шумом инструментов, которые Дженсен аккуратно складывал на рабочем столе, вернувшись к работе. Атмосфера стала напряженной, словно
— Он никогда не бил и не кричал на меня — это было лишнее. — продолжил Тодд. — Но он мог делать больно по-другому. Например, вновь и вновь напоминая мне о том, что я его разочаровал, и то, что я не достоин носить имя, что он мне дал. Это было намного больнее, чем если бы я получил кулаком по морде. — произнёс бывший солдат более тихим голосом. — Даже когда моя причуда проявилась, он не перестал ко мне так относиться. Да, я сам хорош — убил несколько человек при пробуждении силы. Тем не менее даже тогда, когда у меня была сила и мозги, он не видел во мне больше, чем главное разочарование в его жизни. Справедливо ли это, Син? Я так старался угодить ему, старался стать сильнее и умнее, старался стать похожим на него. Хотел, чтобы он мной гордился, но всё это не устраивало его. В его глазах я всё ещё был слабым и никчёмным.
Когда Дженсен повернулся лицом к Сину, его улыбка была смешана с болью и страданием. Его глаза дрожали, словно отражая внутренние эмоции, которые он старался скрыть. Его ухмылка нервно дёргалась, будто бы вот-вот она сменится гримасой грусти и отчаяния, но Тодд успешно контролировал свои эмоции.
— У него были связи с министерством обороны. Так я попал на войну. Отец не дал мне и шанса отказаться от этого. Он думал, что война сделает из меня того, кем бы он мог гордиться, и о ком он мечтал всё это время. Сколько бы я не отпирался, его голос всегда был важнее моего, так что, прикусив язык, я отправился в Ирак. И знаешь… я действительно изменился под влиянием всего этого: я стал жёстче во время войны, стал сильнее и смелее, стал даже командиром армии, чёрт побери! — с довольной ухмылкой произнёс он. — Когда всё закончилось, я отправился к отцу с желанием рассказать ему, что мы победили. Я так надеялся, что он, наконец, похвалит и обнимет меня, как родного сына. Надеялся, что теперь он сможет мной гордиться. — в этот момент его лицо поникло. — Но ничего из этого не случилось. Он лишь посмотрел на меня своим обычным взглядом и произнёс, что я всё ещё недостаточно хорош. Недостаточно хорош. Всё то же главное разочарование его жизни.
Его ухмылка снова начала дрожать. Он смотрел на Сина с некой болью в глазах. Казалось, что из его глаз вот-вот пойдёт слеза, но этого не случилось — мужчина не позволил себе такую слабость.
— Я не прошу тебя открываться сразу, Син. — оборвал внезапную тишину Дженсен. — Я хочу, чтобы ты просто знал, что ты можешь не хранить всё в себе. У тебя всегда есть человек, что с удовольствием выслушает твою историю, когда ты будешь готов её рассказать. Быть может, это поможет тебе найти ответы на интересующие тебя вопросы. — договорил он и вновь отвернулся от Айкавы, возвращаясь к своей работе.
Когда Дженсен закончил свои слова, Син решил ничего не отвечать, пытаясь осознать всё, что он услышал. Он чувствовал, как непрошенные воспоминания и эмоции бушуют в его голове, и ему хотелось найти ответы на свои внутренние вопросы.
Осторожно, Син опустился на диван, чтобы уйти от ментальной напряженности и собрать свои мысли. Он закрыл глаза и попытался вспомнить события из своего прошлого, которые он старался держать подальше от сознания. Он знал, что сейчас не момент, чтобы полностью открываться, но чувствовал, что у него появилась возможность начать распутывать клубок своих чувств и воспоминаний.
Время казалось замедлившимся в этой тихой комнате. Подросток обдумывал всё, что услышал от Дженсена, и понимал, что ему нужно время, чтобы осознать свои чувства и решить, как он будет двигаться дальше.
Слова Дженсена все ещё звучали в его ушах, и в один момент усталость взяла верх. Парень почувствовал, как сон начинает настигать его. Айкава пытался сопротивляться этому, пытаясь убедить свой мозг, что сейчас не время спать, но процесс уже было невозможно обратить. Он поплыл по течению снов, в которых мелькали обрывки воспоминаний и лица близких людей.