Сценарий Анжелы
Шрифт:
– Не надо, – попросил Рон сквозь слёзы. – Не надо, Энжи. Там темно… и холодно… я не хочу, чтобы ты…
Рыдания лишили его возможности говорить, и он снова зашёлся в приступе безудержного плача. Анжела бережно погладила его по голове:
– Не плачь, Рон. Я благодарна тебе, что ты был со мной, пытался меня спасти. Но я сама виновата…
Помедлив, она сказала:
– За каждым преступлением следует наказание.
Стены покраснели, вмялись внутрь. Она поняла: ещё немного – и сюда хлынет огненный поток. Она знала, что сбежать всё равно не удастся, и конец близок… но не сейчас. Ещё остался один вопрос. Всего один вопрос, на
Зачем?
Перед тем, как встать, она посмотрела на ящик и плоды, которые в нём лежат. Большинство испортилось… но один апельсин, который лежал с краю, выглядел ещё вполне сносным. Она взяла его и вложила в ладонь брата. Он неосознанно сжал фрукт в кулаке.
– Возьми, Рон. Ты был прав… Он твой…
Лестничная площадка полыхала. Пламя жадно перекидывалось с одного перила на другое, выводило на ступеньках клинопись гари. Сквозь реющие красные языки Анжела увидела, что лестница вытянулась в длину, и дальний конец теряется в сполохах огня. Лестница уходила в бесконечность. За прошедшую ночь Анжела не раз приходилось преодолевать длинные, почти бесконечные коридоры и лестницы, но на этот раз она знала точно: этой лестнице конца нет. Возможно, она ведёт прямиком на небеса, в обитель спасённых душ. Но гораздо вероятнее, что там, в конце вечности, находится ад.
Обугленные трупы висели по бокам лестницы, на стенах, покрытые белыми простынями, сквозь которые проступала кровь. Почему-то ей даже не стало противно при их виде. Что-то знакомое было в чертах людей, которые прятались под белой тканью… но Анжела не собиралась заглядывать под простыню.
Тёмный человек стоял в пятидесяти футах наверху, пристально наблюдал за ней. Он звал её. Звал начать игру с бесконечностью. Не отрывая от него взгляда, Анжела сделала шаг вперёд.
И труп, который висел рядом, вдруг заговорил.
– Анжела…
Она отпрянула назад, едва не свалившись со ступенек. Уставилась неверящими глазами на зыбкие очертания под простынёй, узнав этот сиплый, хрипящий голос. Голос, который был у отца, когда он умирал…
Господи…
– Зачем? – спросил отец. Тело под простынёй дёрнулось, и на пол закапала чёрная, остывшая кровь. – За что?..
– Изыди, – пролепетала Анжела, закрывая глаза. – Я убила тебя. Ты был грязной свиньёй, и я тебя убила, слышишь? Хватит меня преследовать!
Оно попыталось поднять руки и протянуть к ней. Она закричала не своим голосом.
– … я так…
– Исчезни! Прочь!
– … любил тебя…
Голова раскололась в страшной боли – словно в мозг впивается лезвие ножа. Казалось, вот-вот глазные яблоки выскочат наружу, не стерпев давления изнутри.
– Не надо! – завизжала Анжела, видя, как переворачивается мир. – Всё ложь! Ты врёшь, ты… ты бил меня! Насиловал меня! Ты…
– … любил…
Там, где у трупа должно было быть горло, на простыне образовалось красное пятно. Голос ослаб, затихая. Он шевельнулся в последний раз. Анжела замолчала – сопротивляться правде было далее бессмысленно. Она стояла и смотрела в тишине, нарушаемой треском пламени, как голова отца свесилась набок. Огонь, доселе боязливо обходивший тело, подполз к простыне и попробовал его на вкус. Не почувствовав сопротивления, он начал взбираться вверх – сначала робко, потом всё смелее. Анжела всё молчала, чувствуя, как приходит конец, как судьба забивает последний гвоздь на её гроб.
Абсолютное понимание.
Я
Что будем делать со всей этой гадостью, Марго? Есть идеи?
– Ты не спас их, – глухо сказала Анжела, зная, что её никто не слышит. – Позволил им умереть… Вот почему… вот почему я сделала это.
В ответ одобрительно заревело пламя.
Какова глубина человеческих заблуждений, думала Анжела, видя, как простыня становится совершенно чёрной, вжаривается в тело, которое ничем уже не напоминало человеческое. Насколько далеко простирается туман, который окружает этот город? Неужели здесь никогда… никогда не бывает солнца?
Она оглянулась через плечо. Тёмный человек по-прежнему ждал её. Её палач, мучитель и… спаситель. Он вёл её к правде с самого начала… вёл через хитросплетения лжи, боли, иллюзий, не давая свернуть. Теперь он приглашал её в огонь.
– Я боюсь, – губы трескались от малейшего шевеления; она шептала почти неслышно, но знала, что он слышит. – Я… боюсь…
Он продолжал стоять, бесстрастно взирая на неё – неумолимый, страшный, манящий. Анжела подняла ногу, чтобы пойти дальше…
… и чья-то рука опустилась на её плечо. Она панически обернулась. Отец восстал, чтобы наказать её. Да, он любил её, заботился о ней… но теперь он стал кровожадным чудовищем, жаждущим мести, существующим с одной целью – разорвать её на куски.
Но это был не отец. Это была…
– Мама? – вскричала Анжела. – Это ты?
Мама стояла у двери и смотрела на неё – с замешательством, тревогой и с чем-то, похожим на страх. Но это была она, она пришла вызволить её из плена огня, забрать к себе и искупить жгущую её боль.
Я знала, я знала…
Ликование взорвало её изнутри. Анжела светло улыбнулась ей, почувствовав, как давно губы отвыкли от этого нехитрого действия. Она спустилась вниз, пошатываясь, как пьяная – спешила заключить маму в объятия, боялась, что она обернётся пеплом во вспышке пламени… или, того хуже, уйдёт, бросив её одну. Анжела коснулась ладонью её лица – мама не отшатнулась, не накричала на неё, и не исчезла. Она продолжала глядеть на неё без всякого выражения. Но Анжела была бесконечно благодарна ей уже за это.
– Мама… – причитала она, не опуская ладонь, чувствуя её теплоту. – Я искала тебя. Теперь осталась только ты… Может, хоть теперь…
Она осеклась; по лицу мамы пробежала еле уловимая волна изменения. Словно это и не мама вовсе, а… Анжела мотнула головой, отгоняя жуткое наваждение.
– Мама, – она уже плакала, – почему ты не отвечаешь?
Она вновь взглянула в её глаза, глубокие, безразличные, на сеть морщин, опутывающих лицо. Но никаких морщин не увидела. И глаза тоже изменились… зеленоватые, испуганные, горящие недоумением. Невидимая волна пошла снова, но на этот раз не только по лицу – она меняла весь образ, разрушая маму и наспех рисуя человека, который успел ей надоесть за последний день.
– Анжела?
– О Господи! – она отшатнулась от него, как от прокажённого, в сторону огня. Джеймс сделал неловкое движение в её сторону, словно пытаясь поймать её, не дать войти в пламя. – Ты… ты не мама… извини…
Он смотрел на неё с удивлением и некоторым сочувствием. Анжела закрыла руками лицо, коснулась своих горящих щёк. Как… как такое возможно? Как может так быть, что вся реальность, которая её окружает – лишь затянувшееся заблуждение? Она попыталась найти в памяти хоть что-то, что объяснит это, приободрит… но ничего не нашла.