Сценарий для третьей мировой войны: Как Израиль чуть не стал ее причиной

Начало 80-х годов XX века один из самых опасных периодов, если не самый опасный, в сорокалетнем противоборстве СССР и США. Его можно поставить в один ряд с Карибским кризисом 1962 года с той лишь разницей, что в 80-х годах не было прямой конфронтации в каком-то определенном районе. Им стал весь земной шар. Международная обстановка

накалилась до предела, и впервые после Карибского кризиса мир снова оказался на грани войны. Достаточно было одной искры, одного толчка или просто провокации… Особенно опасной складывалась ситуация на Ближнем Востоке.

И не потому, что войны желали и готовили руководители обеих сверхдержав — СССР и США. А потому, что они не знали и не понимали друг друга, подозревая в самых худших намерениях. «Войной слепых» назвал в сердцах Ю. В. Андропов развитие событий, приведших к Карибскому кризису. Теперь повторялось нечто подобное…

Как это случилось и почему, что происходило в Кремле и Белом доме — подробно рассказывает эта книга.

В начале 80-х автору довелось быть заведующим отделом стран Ближнего Востока и членом коллегии советского МИДа. Поэтому в силу служебных обязанностей приходилось готовить документы и речи для Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, А. А. Громыко и других советских руководителей, участвовать в их встречах с лидерами зарубежных стран, присутствовать на заседаниях Политбюро ЦК КПСС. По поручениям свыше я исколесил весь Ближний Восток, встречался с королями, шейхами, президентами и просто диктаторами.

Эти события у меня сохранились не только в памяти. Всю жизнь я делал дневниковые заметки в блокнотах или просто на листках бумаги. И не потому, что готовился писать мемуары, — других забот хватало по горло. Вызывал, скажем, Андропов или Горбачев и поручал написать то-то или поехать туда-то и сделать то-то… Естественно, в ходе беседы я делал заметки. И эти заметки не выбрасывал, много лет спустя меня могли спросить: а почему тогда-то ты сделал так-то? Тогда можно вытащить свой блокнот и сказать: такое задание я получил.

К счастью или к несчастью, эти заметки сохранились по сей день. На их основе и написана эта книга. Кроме того, мне довелось поработать потом в Гуверовском институте Стэнфордского университета в Калифорнии. Там, к своему глубокому удивлению, я обнаружил многих коллег, которые со стороны США в администрации президента Р. Рейгана участвовали в формировании американской внешней политики. Беседы с ними, мемуары, конференции, посвященные истории «холодной войны», помогли мне дополнить страницы, где говорится о том, как принимались тогда решения в Вашингтоне.

В своих предыдущих книгах «Тысяча и один день из жизни Никиты Сергеевича» и «Секреты советской дипломатии» мне удалось избежать использования слова «я», а изображать события, свидетелем которых был как бы от третьего лица. Делал я это потому, что слишком незначительной была в них моя роль. Кроме того, читая мемуары многих весьма уважаемых людей, обнаружил, что как только в повествовании появляется «я», сразу же начинается вольное или невольное приукрашивание событий и особенно собственной роли в них.

Причем на своем примере тоже убедился. Рассказываешь порой истории и вроде бы хорошо помнишь, как это было. А потом посмотришь свои дневниковые записи и удивляешься: было — то не совсем так. Память автоматически подправляет события так, чтобы ты в них получше выглядел. Что делать, любим мы самих себя, грешных.

В этой книге мне приходится местами писать от собственного имени, поскольку уже непосредственно участвовал в событиях, а не был просто статистом. Но чтобы избежать эффекта собственного «я», строю повествование, на память не надеясь, на сухих дневниковых

записях тех лет. Может быть, помогут эти отблески давно погасшей звезды уберечь новые поколения политиков от ошибок прошлого.

Кремль, 7 ноября 1980 года

Утро 7 ноября 1980 года в Москве выдалось хмурым и облачным. Накрапывал мокрый снег с дождем и термометр застыл на нулевой отметке. Но в 10 часов ровно, как всегда, члены Политбюро ЦК КПСС в полном составе поднимаются на Мавзолей В. И. Ленина. В автомобиле, как на коне, на Красную площадь выезжает принимать парад министр обороны СССР маршал Д. Ф. Устинов. Он бодро произнес речь и закончил ее привычным лозунгом:

— Слава великому советскому народу — строителю коммунизма, борцу за мир во всем мире! Ура!

Над Красной площадью волнами проносится троекратное «ура». Гремят залпы артиллерийского салюта. Они сливаются со звуками Гимна Советского Союза, и под дробь сотни барабанов, чеканя шаг, выходят войска. За ними ползут танки, артиллерия, тактические ракеты. А потом появляются праздничные колонны демонстрантов с портретами вождей. Над Красной площадью лихо звучит песня:

«И Ленин такой молодой,И юный Октябрь впереди!»

После демонстрации в Кремле, как обычно, проходит грандиозный прием. По широкой лестнице, отделанной белым мрамором, в банкетный зал степенно поднимается советская элита тех лет: ведущие работники ЦК КПСС и многочисленных министерств, военачальники, писатели, артисты, иностранные послы — всего примерно две с половиной тысячи человек. Они вольготно, без рассадки подходят к огромным столам, которые ломятся от обилия дорогих коньяков вин и закусок. А в это время за главным столом, как за столом президиума, размещаются члены Политбюро.

Наступает тишина и Генеральный секретарь Л. И. Брежнев поздравляет всех с праздником:

— За Великую Октябрьскую социалистическую революцию!

Он поднимает бокал, и все кто поближе спешат с ним чокнуться. А после небольшой паузы выстраивается очередь пожать ему руку. Иностранные дипломаты даже с бокалами явно чувствуют себя повольготнее.

Потом небольшой, минут на сорок, концерт. Но перед уходом Л. И. Брежнев дает знак своему верному помощнику А. М. Александрову-Агентову, курировавшему международные дела, подозвать Ю. В. Андропова и А. А. Громыко. Он хочет с ними переговорить. Не прощаясь, эта «большая тройка» в сопровождении Александрова уединяется в одной из комнат поблизости.

Как рассказывал потом Александров, приуставший Генсек сказал, что накануне он подписал телеграмму, в которой поздравил Рейгана с избранием на пост президента США. «Что это за человек и чего нам от него ждать?» — спросил Брежнев.

Что отвечали ему соратники-министры, мне неизвестно. Александров этого не говорил, а я не спрашивал. Он только сказал, что пробовал объяснить Брежневу феномен популярности Рейгана психологией американского народа.

— При всех его недостатках, — говорил Александров своему боссу, — Рейган — это воплощение мечты простого американца: бедняк выбивается в миллионеры и становится президентом. Родился он в бедной семье, которая в начале 30-х годов в поисках работы скиталась по Иллинойсу. К тому же отец семейства был алкоголиком. Рейган во время избирательной кампании не раз вспоминал, что перед глазами у него стоит такая картина: на земле лицом в снег поперек дорожки лежит его отец, а маленький Рональд с трудом втаскивает его одеревеневшее тело в дом…