Сценарий счастья

Сигал Эрик

— Что еще за источник?

— Называется «Ежегодник Мичиганского университета». Представляешь, твой брат регулярно информировал старых выпускников о твоих успехах. Родные небось тобой гордятся!

Только сейчас она внимательно посмотрела на мой левый висок.

— Шрам почти незаметен, — сочувственно произнесла она. — Считаешь, повезло?

— Да, можно так сказать, — подчеркнуто двусмысленно ответил я.

— Каким ветром тебя занесло в Нью-Йорк?

Я тут же понял, что семейный хроникер

еще не успел растрезвонить о моих последних достижениях.

— Да как сказать… Медицинский факультет Корнеля. Профессор.

— Правда? — обрадовалась она. — Что, не обманулся в выборе профессии?

— Какой ты хочешь ответ? Односложный? Или я могу пригласить вас с девочками на ужин?

— Да, да! — дружно закричали дети.

— А ты уверен, что у тебя нет более интересных планов? — улыбнулась Эви.

— Совершенно уверен.

Я повернулся к девочкам:

— Как насчет «Русской чайной»?

Обе радостно закивали.

Эви каким-то образом перехватила взгляд своего бывшего мужа и знаком сообщила ему, что принимает детей с рук на руки, после чего мы немедленно ушли.

Оказавшись на улице, девочки машинально умчались вперед, и я наконец смог сказать их маме то, что все время вертелось у меня на языке:

— Не сердись, но твой брак, кажется, не состоялся?

— Нет, Мэтью, я бы так не сказала. У нас двое чудных детей, и я их ни на кого не променяю.

— Но растить в одиночку… Или ты не одна?

— Мэтью, это же Нью-Йорк! Соотношение полов здесь никак не назовешь благоприятным для одиноких женщин.

Она была в приподнятом настроении. Я понял, что, когда мы останемся вдвоем, она поведает мне о неприятной стороне развода.

Пока же мы были в «Русской чайной», и наше внимание целиком занимали блины со сметаной и, конечно, чай из самовара.

Мы столько лет не виделись, что многие важные события в нашей жизни оказались вне поля зрения друг друга, и теперь надо было наверстывать. Неудивительно, что если детей Эви относила к светлым сторонам действительности, то уход Роджера к мексиканке — к темным. В присутствии дочерей она была вполне откровенна. По-видимому, разрыв родителей от первой до последней минуты происходил у них на глазах.

Предметом же моей гордости была клиника в Эритрее. Негативным моментом, естественно, ранение. Я рассказал о нем мельком, не желая расстраивать детей. Подробнее расскажу как-нибудь в другой раз, решил я. А заодно и про Сильвию. Сейчас я не хотел занимать своими душещипательными историями детские уши.

Эви показалась мне такой же целеустремленной, как когда-то. Сейчас, спустя двадцать лет после нашего знакомства, мое первоначальное впечатление ничуть не изменилось. Это была все та же сильная, жизнестойкая, неунывающая Эви, умеющая с благодарностью принимать подарки судьбы и не сгибаться

под ее ударами.

Судя по всему, после развода она пересмотрела свои профессиональные планы. Правда, Роджер проявил великодушие и устроил ее в консерваторию Джульярд. Она вела там класс виолончелистов, давала собственные мастерклассы да к тому же выступала с разными камерными ансамблями, во всяком случае, в Нью-Йорке и окрестностях.

Конечно, у меня было к тому весомое оправдание, но я почему-то чувствовал за собой вину, что не был рядом с ней, когда она переживала кризис — и когда, как друг, я мог быть ей полезен.

— Как вы проводите лето? — спросил я, желая повернуть разговор в более нейтральное русло.

— Детей обычно забирают Роджер с… — Я видел, что ей нелегко дается это имя. — Кармен. На месяц. В последние годы я регулярно езжу в Аспен на фестиваль. Ты лучше сам раскрой секрет!

— Ты это о чем? — смешался я.

— Как ее зовут? Чем она занимается? Сколько у вас детей?

— Эви, о чем ты говоришь?

— Как это о чем? О твоей жене.

— О какой жене?

— О жене, которая есть у каждого приличного мужика в Нью-Йорке.

— Вынужден тебя огорчить: у меня жены нет.

Она задумалась. Должно быть, не знала, как реагировать на такое отклонение от нормы. Я знал, какой будет следующий вопрос, и видел, что она пытается сформулировать его поделикатнее.

— А что так? Не сложилось?

— Я тебе в другой раз расскажу, — уклончиво ответил я.

— Ну… если это тебя не слишком травмирует…

— Нет, отнюдь, — ответил я. Прозвучало не больно убедительно. Во всяком случае, для Эви, которая, как и когда-то, видела меня насквозь.

Я переключил внимание на ее дочерей. Мне было интересно получше их узнать. У меня было ясное ощущение, что сегодняшнее общение с отцом не доставило им удовольствия.

Это были два хорошеньких создания. И, насколько можно было судить, вполне приспособившихся к семейным неурядицам, так распространенным в наше время. Я видел, что их мать вот уже несколько лет бьется над их воспитанием. Они только сейчас приближались к возрасту, когда им не требуется ежечасного присутствия взрослого. Значит, Эви станет полегче.

Ужин закончился. Напоследок девочки до крошки умяли десерт — это была русская шарлотка. Я поймал такси и отвез их домой. К своему восторгу, я узнал, что живут они в квартале от меня, в легендарном Бошам-корте.

— Вы живете в знаменитом доме, — сказал я детям. — Его еще называют «филиалом Карнеги-холла». Говорят, это единственный дом во всем Нью-Йорке, где каждая квартира оборудована холодильником, морозильником, духовкой и «Стейнвеем».

— Да, — согласилась Дебби. — Мама называет нашу улицу «Филармонической аллеей».