Счастье есть? Возможно ли найти радость в серой повседневности
Шрифт:
Быть может, они находятся сейчас где-то в Кабуле, Куллу Манале, Катманду или на Гоа, наслаждаются своей молодостью и свободой, ею дарованной, растрачивают свою энергию. Они, должно быть, курят марихуану, гашиш, опиум, принимают ЛСД. Их не заботит даже тот факт, что они могут загреметь в тюрьму. Я знал многих людей, отсидевших срок за употребление наркотиков, которые были объявлены государством вне закона. Но тюремное заключение не помогло им. Выйдя из заключения, они вставали на ту же дорогу: Кабул, Куллу Манал, Катманду, Гоа. Гоа – вот пункт их назначения. Другие города – лишь остановки для отдыха, Гоа – вот окончательная цель.
Давайте отойдем сейчас от темы… Все христианские страны выступают против марихуаны, ЛСД, гашиша, но только не против алкоголя, который представляет
Христианское сообщество или христианская страна просто не могут запретить выпивку. Налагая на нее запрет, делая ее незаконной, государство поднимает вопрос не в пользу Христа, не в пользу его поведения и тем самым подвергает сомнению двенадцать великих апостолов. Раз Иисус может пить вино не только в том случае, если он превращает его из воды, – и как вы можете объявлять вино вне закона? Если это так, то никакого чуда не произошло, Христос просто-напросто совершил преступление, превратив воду в алкоголь.
Христиане принимают алкоголь, что очень странно, но при этом отвергают ЛСД по той простой причине, что ЛСД не был доступен Иисусу Христу. Но я могу сказать сейчас наверняка, что в противном случае Иисус и все его апостолы принимали бы ЛСД и курили бы самую настоящую траву. Им просто пришлось ограничиться алкоголем, потому что это был единственно доступный на тот момент наркотик.
Вы спрашиваете меня, что же пошло не так в ситуации с родителями? Все! В первую очередь, они поженились. Если бы они не были женаты, они бы, по меньшей мере, уберегли вас от этой жизни! И ваши родители были так увлечены рисованием, поэзией, танцами… Я никогда не слышал их имен среди великих художников, поэтов или танцоров. В молодости наше эго непомерно раздуто. К примеру, вы написали третьесортное письмо, назвав его любовным. Вероятнее всего, вы передрали его из такого же третьесортного романа или фильма.
Вы совершаете акт любви, но это больше походит на физическое упражнение, нежели на любовь. Настоящая любовь возможна только для того, кто занимается медитацией, – это его награда. Мужчина, не познавший себя, женщина, не познавшая свою суть, – эти два несведущих человека влюбились друг в друга, и в результате их невежества появились вы. И рано или поздно они наелись друг другом.
Сейчас ваши родители живут порознь, в одиночку, в отчаянии и безысходности. В чем же заключается их безысходность? Теперь ваш отец знает, что его картины элементарно глупы: эти полотна выглядят так же, как если бы они принадлежали перу нового Пикассо. Его поэзия – чепуха. В них нет ничего, он просто складывает слова в определенном порядке. Эти произведения созданы, составлены, но не рождены.
Настоящий поэт вдыхает жизнь в свои работы. Он дышит ими, в них бьется его сердце. В тот момент, когда он извергается словами, музыкой, танцем, его нет с нами. Если бы он был здесь, его поэзия, танцы и музыка оказались бы посредственными. Творцу необходимо исчезнуть, ему необходимо настолько раствориться в своем действии, чтобы абсолютно ничего не оставить позади себя.
К одному из великих поэтов, Кольриджу, обратился однажды с просьбой профессор:
– Я попал в затруднительное положение, и мне необходимо увидеться с вами. Я вынужден учить вашей поэзии своих студентов. И есть несколько строчек, несколько фраз в вашем произведении, которые мне очень сложно объяснить. А студенты постоянно спрашивают меня. Мне стыдно сказать, что я не понимаю смысл этих строк, у меня же докторская степень по литературе! Вот я и подумал, что лучше прийти к вам и спросить об этих строчках напрямую у их автора.
На что Кольридж ответил так:
– Вы можете прийти, но помните, что я и сам затрудняюсь с ответом на ваш вопрос.
Профессор изумился:
– Вы испытываете сложности со своим же произведением?
Он
– Да. Когда я пишу, только двум известен смысл написанного: Богу и мне. А теперь и вовсе одному только Богу! Я и сам не могу разобрать весь тот бред, который написал.
Настоящий поэт отсутствует в реальном мире, он позволяет поэзии течь сквозь себя. То же самое справедливо и по отношению к музыке и танцу, скульптуре и архитектуре – ко всему прекрасному. Если поэт выходит из медитативного состояния, он не превращается в производную своего эго. Ведь производные эго – это посредственные творцы.
А теперь позвольте мне вернуться к теме нашей беседы.
Почему ваши родители развелись? Что пошло не так? Роман закончился. Роман не вечен. Он подобен ветру: легкое дуновение, холодок по коже, бриз – и вот его уже и нет. Он подобен цветку, распустившему свой бутон под лучами утреннего солнца, – такой красивый, такой яркий, такой очаровательный, что даже капли росы на его лепестках выглядят словно жемчужины. Но к вечеру лепестки опадают – цветок увядает.
Роман – это всего лишь цветок. И тот факт, что хиппи и тому подобных людей называли раньше детьми цветов, вовсе не является совпадением. Они расцветают и увядают, не стоит даже беспокоиться о них. Этой болезнью страдает каждый молодой человек.
И если бы ваша мать была танцовщицей, то тогда бы оба супруга точно были творческими людьми. Это чаще случается именно с творческими личностями. Они выступают против целого мира, против всего, поскольку думают, что могут создать новый мир. Старая поэзия, старые полотна ничего для них не значат – зато самая заурядная картина, написанная их рукой, есть великое произведение искусства.
В молодости вы можете верить во что угодно. А когда вы способны поверить в свои творческие способности, в свою поэзию, музыку, то вам намного легче отречься от Бога – ведь вы уже нашли свой вид опиума. Вы выращиваете марихуану в своем же собственном саду, поэтому вам не нужно общаться с наркоторговцами. Но однажды молодость уйдет. И в тот день, когда это произойдет, вам придется выйти на арену смерти. Старость – это всего лишь подготовка к смерти.
Теперь они, должно быть, чувствуют себя опустошенными. Их искусство посредственно, их любовь потерпела крах, их революция закончилась ничем, зато эго все еще с ними. Эго не сумеет пойти против самого же себя. Если всю свою жизнь эго было атеистом, оно не может вдруг внезапно перейти в стан врагов – теистов. В этом-то и заключается причина отчаяния. В противном случае, у старости, как у молодости, также есть свой опиум: вера в Бога, вера в Иисуса Христа, вера в мессию – он спасет вас, он заберет вас в Царство Божие.
Преподобный Джим Джонс сумел убедить тысячу человек в том, что, если они умрут вместе с ним, он заберет их с собой в рай. Он начал священником, а закончил Иисусом Христом. Иисус сказал однажды: «Когда наступит судный день, я возьму с собой овец и заберу их в рай». Только преподобный Джим Джонс оказался более прогрессивным, более прытким – словом, настоящим американцем. Он сказал:
– Зачем ждать судного дня? Я ухожу, так пойдемте же со мной.
И все эти люди, большинство из которых были необразованными, невоспитанными, ничего не знавшими о бытии, слушали этого идиота, преподобного Джима Джонса. Сначала они последовали за ним, когда он покинул страну, а затем ушли вслед за ним из жизни.
Удивительно, но никто и никогда не критиковал христианство из-за этого. И никто не увидел тогда простой связи: то, что говорил Иисус, практиковал этот бедняга, преподобный Джим Джонс (конечно, с помощью более современных техник). Людям, которые умерли в Джонстауне, дали выпить отравленный «Kool-Aid». Очень по-современному! Трудно предположить, чтобы Иисус знал что-нибудь об «Kool-Aid». Напиток имел отменный вкус, и смерть не казалась такой страшной, ведь лидер, пастух овец, уходил вместе с ними и знал этот путь, так как общался с Богом по прямому каналу связи.