Счастье и тайна
Шрифт:
— Это певческая галерея, — объяснил Габриел. — Мы иногда пользуемся ею во время праздников.
— Мы здесь придерживаемся старых обычаев, Кэтрин, — сказал Рут. — Я надеюсь, мы не покажемся вам слишком старомодными.
— Что вы, я думаю, мне очень понравятся старинные обычаи.
— Надеюсь. Когда есть свои традиции…
В ее голосе была доля издевки. Предполагалось, что я не смогу оценить традиции такой семьи, как эта.
Холодный прием Рут только усилил мои опасения, и я невольно вернулась к мысли о том, что же побудило Габриела утаить известие
Слуга спросил насчет нашего багажа, и Габриел сказал:
— Отнеси его в мою комнату, Уильям.
— Будет сделано, хозяин.
Он пошел наверх с моим дорожным сундуком на плече. Габриел взял меня под руку, и мы последовали за ним. Рут шла сзади, и я чувствовала спиной ее цепкий, изучающий взгляд. Я была благодарна своему дяде Дику в этот момент больше, чем когда-либо. Нарядный дорожный костюм из темно-синего габардина придавал мне уверенности.
В конце лестничного пролета виднелась дверь. Габриел объяснил:
— Это дверь на певческую галерею. — Я думала, он распахнет ее, и я увижу там кого-нибудь. Я была уверена, что заметила какое-то движение на галерее, и теперь меня интересовало, кто же из обитателей этого дома предпочел спрятаться там, чтобы посмотреть на меня — вместо того, чтобы спуститься вниз и поздороваться.
Лестница была широкая и очень красивая, но при свете масляных фонарей мне казалось, что кругом двигаются какие-то неясные тени. Пока я поднималась, меня охватило жуткое ощущение, что все члены этой семьи, жившие в этом доме за последние триста лет, неодобрительно наблюдают за мной — девушкой, которую Габриел привел в дом, не посоветовавшись с семьей.
— Мои комнаты, — сказал Габриел, — на самом верху. Нам еще долго подниматься.
— Теперь, когда у тебя появилась жена, ты будешь жить в тех же комнатах? — Голос Рут донесся из-за моей спины.
— Конечно. Если только Кэтрин не станет возражать.
— Разумеется, я не стану возражать.
— Если вам эти не понравятся, то можно выбрать другие — комнат много.
Когда мы поднялись на второй этаж, увидели молодого человека. Высокий и стройный, он был очень похож на Рут. Он воскликнул, еще не видя нас:
— Они уже здесь, мама? Ну и как она… — Он замолчал, ничуть не смутившись, и посмеялся над собой, оглядывая меня.
— Это Люк, мой племянник, — сказал Габриел.
— Мой сын, — смущенно пробормотала Рут.
— Очень рада видеть вас, — я протянула руку.
Он пожал ее и наклонил голову так, что прядь длинных светлых волос упала ему на лицо.
— Я со своей стороны тоже рад, — сказал он, чуть растягивая слова. — Так интересно, когда у кого-то в семье свадьба.
Он был очень похож на мать, а значит, и на Габриела тоже: такие же рельефные черты аристократического лица, мягкие белокурые волосы, томный скучающий вид.
— Как вам наш дом? — поинтересовался он.
— Но она не пробыла здесь еще и десяти минут и увидела пока меньше, чем десятую часть всего дома — да и то не при дневном свете, — напомнила ему мать.
— Завтра я поведу вас на экскурсию, — пообещал он, и я
Он еще раз поклонился и отступил в сторону, чтобы мы прошли. Но потом присоединился к процессии и сопровождал нас до комнат на четвертом этаже, которые, наверно, всегда занимал Габриел.
Мы вышли на круговую галерею; ощущение того, что за мной кто-то наблюдает, усилилось еще больше. Здесь висели фамильные портреты в натуральную величину. Горели три или четыре розовые кварцевые лампы, и в их тусклом свете фигуры казались реальными.
— Вот мы и пришли, — сказал Габриел и слегка сжал мне руку выше локтя. В корзинке завозилась Фрайди. Я думаю, ей передалось мое настроение — и она уже знала, что здесь я как в незнакомой тюрьме и что мне здесь не рады. Я успокаивала себя тем, что мы приехали в сумерки, а ясным солнечным утром мои впечатления были бы совсем другими. Эти старинные дома слишком просторны, и если у вас богатое воображение, то с наступлением темноты таинственный полумрак как бы оживает. Я оказалась здесь в странном положении: со временем я должна была стать хозяйкой в этом доме, но всего три дня назад никто из его обитателей ничего о моем существовании не знал. Немудрено, что мне не были рады.
Я стряхнула с себя суеверные страхи, повернулась к портретам спиной и вслед за Габриелом вошла в дверь справа от меня и пошла по коридору. Мы подошли к какой-то двери, и Габриел распахнул ее. У меня вырвался вздох восхищения — комната была очаровательна. Тяжелые красные камчатые шторы были наполовину задернуты. В большом открытом камине горел огонь, на каминной полке резного белого мрамора мягко светились свечи в серебряных сверкающих подсвечниках. Я увидела кровать с пологом из ткани, подобранной под цвет портьер, высокий комод, стулья со спинками, обитыми гобеленом в золотисто-красных тонах. На полу лежали красные ковры, которые, казалось, отсвечивали золотом. Все здесь излучало теплоту. А на столе была ваза с красными розами.
Габриел посмотрел на них, и щеки его порозовели.
— Спасибо, Рут, — сказал он.
— У нас было слишком мало времени, чтобы успеть что-нибудь.
— Какая прекрасная комната! — воскликнула я.
Она кивнула.
— Жаль, что сейчас нельзя посмотреть на вид из окна.
— Примерно через час она сможет это сделать, — вставил Габриел. — К тому времени взойдет луна.
Я больше не чувствовала страха.
— Теперь я оставлю вас, — сказала Рут. — Я распоряжусь, чтобы вам принесли горячей воды. Минут через сорок вы будете готовы к обеду?
Я ответила, что мы будем готовы. И они с Люком ушли. Когда за ними закрылась дверь, мы с Габриелом какое-то время молча смотрели друг на друга.
Потом он спросил:
— В чем дело, Кэтрин? Тебе здесь не нравится?
— Это такое великолепие, — начала я. — Я даже не представляла себе… — Но сдерживать обиду я больше не могла. — Ну почему ты не сказал им, что собираешься жениться?
Он покраснел и расстроился, но я хотела знать правду.
— Мне просто не хотелось никакого шума…