Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер
Шрифт:
Но почему, почему хорошие люди не могут быть вместе! Ладно, она постарается разорваться на столько кусков, сколько друзей. Ведь о выборе и речи быть не может. И ничего страшного: душа — она большая, ее так много. Хватит на всех. А потом, может, как-нибудь все образуется. Конечно, они с Ником только что горевали, что опять начинается школа и они не смогут видеться так часто, только после уроков, но…
— На фильм его и правда не стоит звать. Я увижусь с ним завтра, — решила Марина.
Жанна довольно улыбалась.
* * *
Следующим
Но не это подпортило радость примирения. Когда Марина позвонила Нику сказать, что этим вечером занята, он огорчился больше, чем можно было ожидать, и почему-то сразу угадал: «Ты сегодня с ними?» Раньше Марине ужасно нравилось, когда один из них понимал другого, едва тот начинал, и даже если еще не начинал говорить. Но эта телепатия ее озадачила. Ник ревновал ее к друзьям так же, как они — к нему. С равномерным распределением души получалась загвоздка.
Глава 30
— Гляди, куриный бог! Надо же, как на море!
Марина взяла с протянутой ладони Ника серый голыш с дырочкой посередине. Они гуляли по безлюдному берегу озера. Шлепать босыми ногами по нагревшемуся за день мелководью было просто блаженством.
— Его можно надеть на шнурок, — сказала Марина, снимая со шнурка кулончик-сердечко и пытаясь попасть размахрившимся кончиком в дырку камешка. — У Петровны бы лучше получилось. У нас есть две соседки, Петровна и Глебовна. Они свои домики летом дачникам сдают, а сами гордятся, что на пляже уже двадцать лет не были. Вечно во дворе толкутся, стирают, обеды на самодельных печках готовят и сплетничают. А еще плетут всякие шляпы, бусы мастерят. А потом в магазинчике Грачевых продают. Мне Петровна один раз бусы из яблочных семечек подарила, коричневым лаком покрытые. До сих пор где-то лежат…
Наконец ювелирная работа была закончена, куриный бог надет на шею, а Ник с удовольствием слушал все эти ужасно важные вещи. Они побрели по нейтральной дороге, откуда можно было свернуть и к центру, и к Родникам, куда — еще не было решено. Но расходиться по домам не хотелось, хотя уже начали зажигаться фонари. Можно немного посидеть на остановке. Мимо с шумом и музыкой промчался розовый лимузин, тот самый знаменитый розовый лимузин, который в Кудрино снимали для свадеб и праздников. Марине показалось, что в окне машины мелькнули ее бывшее синее платье и развевающиеся на ветру длинные рыжие волосы. В центре сейчас весело, музыка играет, полно нарядных выпускников — последний звонок празднуют. А здесь тихо, и на причале темно, лодочная станция закрыта.
— Давно не видно лодочника, — заметила она.
— Он болеет, — отозвался Ник.
— А ты откуда знаешь?
— А мы с ним дружим, — как ни в чем не бывало прозвучал ответ, немного озадачивающий, как и ответы на последующие расспросы. — Я с ним как-то раз заговорил. Он так обрадовался. Он тогда еще в парке на аттракционах работал. Представляешь, стоит человек, десятки людей кругом, а он много лет молчит — просто потому, что никому до него нет дела и
— Совсем один? А действительно, когда на него глядишь, его почему-то жалко, хотя у него и вся эта великолепная флотилия, и белая фуражка на голове.
— Его братья во время войны попали в плен, и их потом расстреляли, а двое других погибли. Мать с горя умерла, отца сослали на север. А он, самый младший, в это время был у каких-то родственников. Вернулся в пустой дом. Потом всю жизнь ездил с места на место: Алтай, Кавказ, Средняя Азия — пока не остановился здесь. У него столько интересностей в доме есть. Если бы ты увидела…
— Ты и домой к нему попал?
— Навещал, когда он болел первый раз. Смотрю — все нет и нет. И узнал, где живет.
— Так он твой родственник?
— Да нет же, просто познакомились. И так получилось, что у него, кроме меня, и нет никого. Вообще он чем-то на деда моего похож, тот умер, когда я еще в третьем классе был. И поговорить с ним так же интересно. А давай?
— А давай. Сейчас?
— Ну.
— А удобно?
— Он будет только рад. Далековато, правда, и не доедешь ни на чем, пешком придется.
— Я почему-то думала, что он живет здесь, рядом со своими лодками.
— Да лодки не его, он по найму работает. Боюсь — уволят, если долго проболеет…
* * *
В этой части города Марина никогда не была. Через весь центр — на окраину. Какие-то совсем древние плохонькие домишки. Они долго стучались в один из них. Марина несмело оглядывалась. Среди дня, солнечного и безопасного, эти узкие улочки, может быть, и не страшнее их Зеленой улицы, но сейчас тут жутковато. Здесь наверняка гуляет сам Разбои под ручку с Авантюрой. Небо между черными косматыми деревьями было седым и тревожным. Взгляд снова падал вниз, словно в колодец. Марина представила, что потерялась, что не помнит дороги назад и с ужасом бежит по этому лабиринту, где изгибаются уродливые тени, и везде натыкается на глухие заборы и скрипучие двери, за которыми копошатся какие-то менялы, гадальщицы, темные страшные люди…
Ник постучал еще раз и обернулся к ней. Брови его поползли вверх.
— Ты что? — он готов был рассмеяться, но вгляделся в ее лицо и озабоченно сказал: — Я зря тебя сюда привел. Давай вернемся.
Марина замотала головой, а дверь приоткрылась.
— Гости, — сказал Ник.
Дверь открылась шире, и Марина пожалела, что не захотела вернуться. Теперь улица казалась ей более безопасной, чем неизвестная темнота за низкой шершавой дверью.
* * *
Яркий свет разогнал страх, созданный воображением. Обычная, немного спартанская обстановка комнаты совершенно успокоила Марину. Лодочник узнал Ника и уважительно пожал ему руку. Он и в самом деле был рад. На фоне озера, причала с радостными разноцветными флажками, среди прогулочных катеров и лодок, в белой фуражке, лодочник выглядел внушительно, а дома превратился в совсем другого старика — немного загадочного, с непроницаемым взглядом. На вопросы о здоровье он только отмахнулся и усадил их есть отличную жареную рыбу, и даже тарелки мыть не разрешил.