Счастье первой тропы
Шрифт:
Это правда. И от нее не уйти.
5. Насколько, по-твоему, верны слова песни «Счастье жизни — любить — больше радости нет»?
Смотря что и кого любить. А вообще любить жизнь — хорошо, и особенно хорошо любить людей. Они этого стоят.
6. Какая, по-твоему, разница между счастьем, смыслом и целью жизни?
Никакой. Для меня они сливаются воедино.
7. У всех ли людей имеется смысл жизни?
Не знаю. Кажется, нет.
8. В чем разница между смыслом жизни советского человека
У нас один за всех. А у них все против всех.
9. Прав ли человек, если находит смысл жизни в том, чтобы лишь самому хорошо работалось, и проходит мимо недостатков в работе других?
Нет! Не прав.
10. Какая, по-твоему, разница между смыслом жизни и идеалом? Как ты борешься за свой идеал?
Идеал — это, наверно, и есть смысл жизни. К нему стремишься. Всей силой души хочу быть достойной своего жизненного идеала.
11. Видишь ли ты высший смысл жизни в гладком ее течении или он в борьбе? Можно ли говорить о суровом счастье?
Можно. Настоящее счастье всегда сурово. Оно проходит сквозь испытания».
...В назначенные часы клуб был полон. Юрий, Григорий, Люда и Клим сидели в президиуме.
— Товарищи, — обратился к залу Григорий, — никого вызывать я не буду. Если желающих выступать не найдется, будет фильм. Тот, кому захочется высказаться, пусть выходит на трибуну, или к столу президиума, или к сцене, или пусть говорит с места. Если выступающий захочет, может назвать свою фамилию, если нет, то пусть не называет. Нам важна не фамилия человека, а его мысли.
— А что вы сами, Григорий Николаевич, называете совестью? — крикнул кто-то из задних рядов.
— Совестью?.. — Григорий задумался.
Стало тихо. Знали его: умел стоять за правду. Потому и любили. На последней шелеховской комсомольской конференции Григорий, критикуя Зиновия, бросил ему в лицо: «Если я сказал о тебе неправду, выступи. Но мои свидетели и правда, и эти ребята, и твоя сконфуженность». Так еще никто с Зиновием не говорил.
Зал напряженно ждал. В задних рядах привстали.
— Совестью? — Григорий набрал в легкие побольше воздуха. — Совесть — это вера в правду. Но одной веры мало. Совесть — это вера в правду и борьба за эту правду! Так я понимаю...
Воцарилась тишина. Потом в зале начали шептаться. Никто не просил слова. Каждая секунда делала паузу все более нестерпимой.
— Гриша, — зашептала Люда, — опозоримся... Народ молчит...
— Не опозоримся, — успокоил он ее. — Подожди. Пойдет сейчас народ.
Задние ряды зашевелились. Оттуда враскачку вышел плечистый парень с русой кудлатой головой. Поднялся на сцену.
— Мне трибуна ни к чему. Я на два слова. Так вот, проблема номер один — творческий труд. Проблема
Кое-где раздались смешки. Неловкость не рассеивалась. Григорий уже хотел попросить Люду или Клима выступить для «затравки».
— Можно мне слово? — краснощекий круглый парень, напоминающий колобок, выкатился из рядов, взошел на трибуну и зарумянился.
Сходство с колобком усилилось. Коричневая ковбойка казалась хорошо пропеченной корочкой.
— Я вот считаю, что смысл жизни — здоровье. Если я здоров, значит я счастлив, потому что работаю, потому что создаю условия для счастья других. А что такое больной человек? Больной — самый несчастный человек! Я содрогаюсь при мысли, что могу оказаться больным. Знаю, погибнуть мне не дадут. Но какая жалость будет надо мной витать! Я в каждой улыбке буду ее чувствовать. А больной практически никому не нужен. Человеческая порядочность не позволяет бросить его. Но как страшно: слушать утешения и знать, что ты людям в тягость.
— К чему ты это, бублик милый? — крикнул кто-то.
— К тому, чтобы мы получше питались. Тогда в здоровом теле будет здоровый дух. Тогда здоровый человек будет лучше заниматься физкультурой, будет сильней, будет больше приносить пользы.
После колобка на трибуну поднялся бритый наголо парень с твердым взглядом и звучным голосом.
— Главное, нужно честно трудиться. Мне, тебе, ему — всем. Каждый должен чувствовать ну так — когда кран груз несет; если уронишь его, то все испортишь. Если я плохо сработаю, то и всем остальным плохо будет. Нечестно жить только для себя!
— Больно ты грамотный! — осадил его конопатый верзила. — Ты давай по существу крой. У нас тут не о коммунизме речь идет!
— Что ты мне глотку зажимаешь? Я что, о коммунизме говорить не могу? А почему я не могу говорить о своем кровном?
Зал одобрительно загудел.
— Ну ладно, — не сдаваясь, фыркнул конопатый, — вот ты о каждом здесь говоришь, словно уверен в них, как в себе. А если бы твои товарищи тебя в беде бросили, как бы ты тогда запел?
Зал притих.
— Так... это по обстоятельствам нужно смотреть...
— Ты не развивай теории, — перебил конопатый.
— Это надо посмотреть, при каких условиях. А ты бы как поступил?
— Я бы их — под суд!
— Значит, так сразу и под суд? А где ты сам был до этого?
На сцену выскочил длинный худой парень и несколько раз обошел вокруг трибуны.
— Ты что вокруг нее, как вокруг невесты, кружишь? Сватайся!
— Нет, — ответил он. — Если скажу, что думаю, то попадет мне.
— Не бойся! Здесь все свои.
— Свои-то свои, а вдруг влепят мне?.. — и под свист зала покинул сцену.