Счастье по рецепту

— Оля, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Казимир отложил газету и хмуро поглядел на меня. Снова недоволен. Наверное, на заводе проблемы.

С тех самых пор, как брат построил второй завод, стекольный — близ Буйска — складка между его бровей не разглаживалась никогда, напротив, становилась все более глубокой. Даже вкусный ужин его уже не веселил.

— Говори, — махнула служанке — пора убирать тарелки и подавать десерты. —

Дурацкая фраза про серьезный разговор меня, разумеется, насторожила. Такие разговоры ничего хорошего не приносят. Но, поразмыслив, я за собой вины не нашла. За что меня можно отругать? Новых платьев не покупала, по деревьям давно уж не лазала, в пруду голой не купалась, холодно уже. Книги пикантные нашел? Ну и что же? Я два года как совершеннолетняя, попробуй запрети. Если сам ханжа и женщин боишься как огня — не мешай мечтать другим. Словом, пусть себе разговаривает.

— Я Маруша к себе помощником взял, — невпопад сообщил братец. — Молоденький он совсем, но смышленый. Подумываю из него управляющего вырастить. Умных да честных найти непросто, щенками брать надо.

Я кивнула, с недоумением глядя на Казимира. И это все? Нет, разговор какой-то несерьезный! Ну помощник и помощник. Мне-то что с того? Конечно, Маруш рисует славно, я все хотела портрет у него свой заказать, но если Казимиру нужнее, то пусть забирает мальчишку. Тем более, я делами брата не интересовалась никогда. Своих хлопот хватает. Дом большой, гостей всегда много. За порядком пригляди, интерьеры обнови, гостей накорми, всех развлеки приятной беседой и музицированием… Не хватало еще мне заводские проблемы решать!

Но брат смотрел странно, даже виновато, и я поспешила его утешить.

— Хорошо, Мир. Я рада. Ты и вправду в людях разбираешься отменно.

Он кивнул. Помолчал. И выдал:

— Я договорился о твоем браке с Демидом Гальяновым. Тебе он, я помню, нравился. Он богат, молод, хорош собой. Поладите.

Я захлопала глазами, не в силах вместить новость.

Какой Демид, какой Гальянов? Брак? Да в своем ли ты уме, Казимир!

— Я замуж не хочу, — тихо, но внятно ответила ему.

— А я тебя не спрашиваю. Уж двадцать тебе. Пора.

Я медленно поднялась из-за стола.

— Опомнись. Не старые века на дворе. Никто насильно девиц уж не выдает.

— Ольга, ты упряма и капризна, привыкла к хорошей жизни. Мало кто такую жену терпеть будет. Демид же…

Блямс! На пол со звоном полетела тарелка. Грязная. Моя.

— Не пойду замуж!

— Пойдешь!

Казимир умел орать не хуже меня. Только посуду не бил. И то верно: на его заводе производилась. Цену людскому труду он знал.

— Не посмеешь!

Дзынь! Еще одна тарелка.

— Посмею!

— Были бы живы родители, они бы никогда!

— Но их нет, а есть я. И ты будешь послушной!

Бряк! На столе

В углу тихо всхлипнула Прося. Она к нашим скандалам привычная, но все равно каждый раз пугается. Дура, не понимает, что ей же работы меньше теперь: посуду мыть не нужно.

— Ненавижу тебя! — выплюнула я. — Из дома сбегу! Вон на Север! Там к женщинам с уважением относятся! Деньги у меня есть и свои, чай не нищенка. Проживу как-нибудь!

— Долго ли проживешь-то? — брат бил по-больному. — Ничего делать не умеешь, магии совсем нет. Деньги-то закончатся, Оля. Говорю тебе, замужем хорошо будет.

— Вот сам за Гальянова и выходи, — фыркнула я, разбивая со звоном последнюю чашку. — А меня не трогай!

И выбежала с кухни, выхватив из рук Проси тарелку с пирожками. А нечего этому деспоту жизнью наслаждаться! Я для него сама пирожки пекла! С вишней! Ну как пекла, Прося тесто замесила и начинку мне сделала, а я только лепила. Но все равно — собственными ручками делала, порадовать желала. Хрен ему с лебедой, а не мои пирожки! Сама съем лучше. И прекрасно: вот растолстею, стану уродливой, и Гальянову нравится перестану.

Пирожки были вкусными. Книжка про трубадура и его дюжину невест — веселой и интересной. И к ночи я уже совершенно успокоилась. Я, наверное, Казимира не так поняла. Или он меня. Ну в самом деле, где же это видано — невинных девиц замуж против воли выдавать!

Да, Демид Гальянов мне когда-то нравился, но это давным-давно было. Я повзрослела, и вкусы мои поменялись. Теперь мне интересны мужчины постарше. И чтобы не писанные красавцы. Для чего мужчине красота? Чтобы за ним всякие легкомысленные особы увивались? Нет уж спасибо, в паре одна должна быть красивой, а другой — умным, добрым, внимательным. Все это я и скажу брату.

Он же меня любит. Не бывало такого, чтобы Казимир мне в чем-то отказывал. Одни мы друг у друга. Мать умерла, когда меня рожала, а отец погиб спустя три года. Я его и не помнила.

Хоть брат меня на пятнадцать лет старше, мы с ним всегда были друзьями. Он меня вырастил, он же читал сказки на ночь и всегда успокаивал во время грозы, которой я ужасно боялась. Он снимал меня с дерева, вытаскивал из пруда, защищал от пауков и мышей. Не может мой братец меня неволить, это просто глупость несусветная!

Стемнело. Я сначала легла в постель, потом вскочила. Нет, все равно не засну. Поговорю с Казимиром сегодня.

Придумав речь и отрепетировав ее пред зеркалом, я накинула халат поверх спальной сорочки, причесала волосы, умылась даже. Хотела сначала платье надеть, но решила не переигрывать. Спустилась в кабинет к брату, где он обычно до поздней ночи занимался с корреспонденцией. Не ошиблась, тонкая полоса света под дверью подсказала: не ложился еще. Поскреблась тихонечко.

— Входи, Ольга.