Счастье по собственному желанию
Шрифт:
– Твой телефон на прослушивании. – Генка поднялся с корточек и, поигрывая ножом, медленно и со значением проговорил: – Это значит, что все, о чем ты говорила в трубку, было достоянием третьих лиц. А о чем ты говорила по телефону? О чем таком важном? Ну-ка вспомни!
– Мы говорили с Тимошей. Назначили встречу. И он хотел обсудить со мной что-то, что, по его мнению, могло оказаться важным, – подхватила потрясенная Люба. – До встречи он не дожил… Потом мы говорили с Таней Савельевой. Она рассказала мне о бумагах, будто бы в них содержится какая-то информация…
– Вот отсюда! – Генка вонзил нож в растерзанное телефонное нутро. – Вот откуда все стало известно, Любовь! Тот, кто прослушивал твой телефон, знал обо всем и опережал вас всех на полкорпуса.
– И кто это?! – сердце сжалось до размеров булавочной головки и бешено заколотило о ребра.
– Хороший вопрос. – Генка посмотрел на нее с напряженным неверием. – Никаких вариантов нет?
Были!..
Были варианты! Так и тянуло сказать ему сейчас, что вся эта дребедень установлена здесь была еще Кимом, а Тимошей Савельевым использовалась, но… Но как быть тогда с теми парнями, что тянули какие-то провода с чердака? Считать их совпадением? Да и еще было кое-что…
Раньше, в то время, когда еще с ее телефоном упражнялись талантливые друзья, она не замечала никаких лишних проводов. Помнится, таскала аппарат за собой по всей квартире, то на кухню, то в ванную. И ничего лишнего не было. Один тонкий телефонный кабель, и все. А сейчас их было целых три. Странно, что она этого не заметила.
– Очень странно, – подтвердил Сячинов. – Голова-то должна быть! И глаза еще. Не заметить два лишних провода! Ну, ты, мать, даешь! Хотя… Хотя проведено мастерски, заметить очень сложно. Все заизолировано в одну жилу, нужно было приглядываться, чтобы заметить. Н-да, дорогая. Это уже… Это уже знаешь, чем пахнет?
– Нет, – она действительно не знала. – Что делать-то, Ген?
– Вызывать кого следует, вот что делать, – проворчал он и вдруг уставился на нее противно, по-ментовски. – Ничего не хочешь мне рассказать, а, Любовь?
– Я?! Я… Я не знаю, правда, Генка, что и делать! – и она расплакалась внезапно. – Не мог же Савельев сам себе вредить! Если он знал, чего тогда… А Ким?! Я никогда и ни за что не поверю, понимаешь?!
– Если честно, то нет. – Сячинов озадачился ее слезами, но с расспросами пока не лез, начав снова что-то искать в ее стенах. Что-то выстукивал, выслушивал, вынюхивал.
Найти он больше ничего не нашел. Обрезал дополнительные провода, что вели от щитка к ее телефонному аппарату. Смотал все и, отыскав в горе хлама целлофановый мешок, засунул туда и аппарат, и прилагающиеся к нему провода.
– Изыму, уж извини, – буркнул он, неодобрительно поглядывая в ее сторону. – Покажу, кому следует. Пока в неофициальном порядке, но разбираться все-таки буду, нравится тебе это или нет. Ладно, давай со слезами завязывай и поехали.
– Куда? – Люба горестно всхлипнула, чувствуя себя сейчас самым разнесчастным человеком на земле. – Некуда мне ехать, Гена!
– Не
Они вышли из квартиры. Люба тщательно заперла дверь и взяла Генку под руку. После всего, что случилось на дороге, и после всего, что открылось в ее квартире, ее немного пошатывало. И все так же отчаянно хотелось спать. Не говоря друг другу ни слова, они начали спускаться по лестнице, когда сверху их окликнула все та же старушка – соседка Жанки-парикмахерши. Пришлось снова подниматься к ней на этаж.
Выглядела та на редкость озабоченной и немного смущенной. Почему – открылось через минуту.
– Вы уж простите меня бога ради… – пробормотала она, потупясь виновато. – Бес попутал старую… Хотела смолчать…
– Да в чем дело-то? – нетерпеливо воскликнул Сячинов. – Вспомнили что-нибудь, так?
– Дело в том, что я и не забывала, – старушка махнула рукой в сторону Любы. – Умолчала, и все. Из-за нее и умолчала. Думала, ее дело молодое… как хочет она… А потом думаю, ну нельзя же так!
Сячинов выглядел так, будто собирался на прием к стоматологу. Физиономию всю перекосило, а зубы были плотно сомкнуты. О том, что тот с удовольствием тряхнул бы бабульку как следует, можно было и не догадываться, это было очевидно.
Любе тоже порядком надоело слушать ее бессвязный лепет. Хотелось побыстрее хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от собственного дома. Подремать хотелось, подумать, ну и задать несколько вопросов парню, чье имя эта женщина определила как собачье.
– Был тут один, – выдавила наконец из себя старая женщина. – Уголовник…
– Кто?! – это они с Сячиновым выпалили одновременно, успев переглянуться и снова повторить в одно слово. – Кто?! Уголовник?!
– Да, – та кивнула седой головой и подняла на них виноватые глаза. – Стриженый весь, лысый почти.
– Есть среди твоих знакомых такие? – Сячинов метнул в сторону Любы злобный взгляд из разряда: «чего еще мы о тебе не знаем».
– Нет, – твердо ответила Люба и пожала плечами. – Всех моих мужчин вы знаете. Так что там с этим парнем?
Рассказ о парне оказался весьма занимательным.
Оказалось, что крутиться тот в их дворе начал совсем недавно. Дней восемь-десять, никак не больше. Сначала все больше с местными алкашами за столиком просиживал, но глазами все на их подъезд косил. В карты и домино с ними не играл, спиртного не употреблял. Посидит, посидит, да и уйдет. Чего сидел тогда, спрашивается?
Потом она его дважды уже на лестнице встретила. Хотела было рассмотреть его как следует, но тот голову вогнул и прошептал едва слышно: «Ступай, мать, мимо и забудь». Она пошла и забыла. А потом на днях его возле Любиной двери засекла. Поздно уже было, на улице стемнело, а он возле двери…