Счастье под запретом
Шрифт:
Прежде чем кто-либо успел произнести хоть слово, дверь распахнулась, и на пороге появился Том с красными от злости глазами. Злость переросла в ярость, когда он увидел Серену, прижавшую папку к груди.
— Я так и знал! Я немедленно забираю их назад. Ну?
Люсьен отпрянул от стены, достал пистолет и тут же взвел курок. Громкий щелчок заставил Тома оглянуться. Теперь он с растущим беспокойством заметил и других.
Френсис смерил его взглядом, и Том попятился. Серена ничуть не удивилась этому. Ярость, исходящая от
— Вы, — произнес Френсис тоном, полным ненависти, — ходячая чума. Вся ваша семейка такая, но, полагаю, с вашей сестрой я просто вынужден буду разобраться. А с вами я не желаю иметь никаких дел. Посмейте только приблизиться ко мне или к моим близким, и я изничтожу вас так, что приличное общество будет вам заказано.
Том попытался что-то возразить, но у него ничего не вышло.
— Прочь с моих глаз!
Поскольку Том замешкался, Люсьен схватил его за руку, вышвырнул в коридор и закрыл за ним дверь.
Серена возрадовалась бы, если бы не слова «с вашей сестрой я просто вынужден буду разобраться».
Дело было именно в этом? В том, что она сестра своих братьев и в ней течет та же кровь?
А тут ее поймали на том, что она общалась с тем, кого Френсис считал своим смертельным врагом, хотя она не понимала почему. Он явно решил, что она обманула его доверие.
Френсис к этому времени был уже в такой ярости, что не имело смысла что-либо объяснять ему, впрочем, ей уже расхотелось объясняться с ним. Если он считает такое поведение корректным и разумным, вряд ли она сможет жить с ним и дальше.
Фернклиф нахмурился.
— Что вы там сказали о десяти тысячах фунтов, милорд? Это доля леди Мидлторп?
Френсис был подозрительно спокоен.
— Если она выберет вас, ей придется уйти в том, что на ней надето, и ничего больше.
— Глупости, сэр! Вы не имеете права так поступать. Это не только бессердечно, но и незаконно!
Френсис пожал плечами.
— Вероятно, вы правы. Пусть вам останутся три тысячи и драгоценности.
Услышав это, Серена нахмурилась. Вдовья доля Корделии наверняка намного больше трех тысяч, а вот ей Френсис выделил именно эту сумму. Она достала мешочек с драгоценностями.
— Вот эти?
— Ты уже захватила их с собой, как вижу?
Френсис спрашивал с преувеличенной сердечностью, что ранило даже больше, чем его ярость.
— Полагаю, если бы тебе не удалось заполучить сегодня на руки всю сумму, ты бы сбежала с тем, что есть. Или тебе просто нравится играть с ними?
Серена встала, сжав папку и мешочек с драгоценностями.
— Я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь, кроме того, что ты абсолютно несправедлив к бедному мистеру Фернклифу. Он честный человек!
— А ты собираешься претендовать на роль честной женщины?
Она вздернула подбородок.
— Да.
Под его убийственным взглядом она выдохнула:
— В чем, ради всего
— Измену.
— Что? С кем?
— О, избавь меня от этого, Серена. Подумать только, я считал тебя неспособной разыгрывать роль!
— Кажется, мы все оказались способными актерами! Ты в течение долгого времени разыгрывал из себя джентльмена до мозга костей, в то время как мистер Фернклиф оказался прав. Ты и все Шалопаи — упрямые, глупые и злобные разбойники!
— Если бы я был упрямым, глупым и злобным разбойником, ты, дешевая шлюха, уже не раз испытала бы на себе мои кулаки. Если бы я, конечно, не вытряс из тебя душу еще раньше!
Серена ударила его.
Он тоже ударил ее. Серена ахнула от гнева и со всего размаху стукнула его папкой, окантованной деревом, по голове. Он пошатнулся.
Она обвела взглядом ошалело смотревших на нее мужчин, просто кипя от ярости, и выбежала из комнаты. Внизу у входа в таверну она застала терпеливо ожидавшего ее слугу.
— Что-то случилось, миледи?
Бог его знает, на кого она сейчас похожа.
— Нет. Мы немедленно возвращаемся!
Измена! Да как он посмел? Как он только посмел?
— Да, миледи. Сейчас, миледи.
Френсис рухнул на ближайший стул и обхватил свою ноющую от боли голову.
— Боже милостивый, — простонал он.
Удар странным образом исцелил его от ярости, сделав сразу же несчастным, опустошенным и покинутым.
Не велика потеря, старался он утешить себя. Всего лишь лживая, неверная жена. Боль и головокружение прошли, и он поднял глаза. Люсьен был задумчив, а Фернклиф — проклятие ему! — сидел на стуле, сурово глядя на него.
Молчание нарушил Фернклиф:
— Кажется, вы сочли, что ваша жена изменяла вам со мной, милорд?
— Да! — рявкнул Френсис. — Думаю, что имел на это полное право, когда она вдруг на цыпочках вышла из вашей спальни, сэр. Я знал, что она встречалась с вами в нашем саду, а однажды возвратилась с прогулки растрепанная и в перепачканном платье. Кроме того, вы сами признались в этом.
— Как я мог сказать такую гнусную ложь?
— О, ради Бога!
— Моя возлюбленная — ваша мать, милорд.
Френсис тупо уставился на мужчину.
— Вы считаете меня круглым идиотом?
— Да.
Френсис с трудом удержался, чтобы не вцепиться в горло Фернклифа.
— Так давайте же разберемся хотя бы в этом. Вы заявляете, что влюблены в мою мать Корделию, леди Мидлторп. А она в вас, конечно?
— Совершенно верно. Видите, — добавил Фернклиф с сарказмом, — даже глупая голова порой рождает умную мысль.
— О, я, конечно, способен, — сказал Френсис с ответным сарказмом. — Ведь совершенно не вызывает сомнений, что вы с моей матерью предавались любви в холодном и грязном саду у моего дома.