Счастье потерянной жизни - 3 том

Храпов Николай Петрович

Старец-пресвитер со всей церковью, теперь в слезных молитвах, благодарил Бога за избавление от ужасной смерти. После молитвы, один за другим, неся и ведя за руки детей, выходили христиане на улицу. Последним вышел пресвитер, учтиво поблагодарив воинов и командира, за их великий подвиг…

Владыкин, когда осмотрел собравшихся, подумал: "А, может быть, здесь и есть кто, из тех героев веры, которые были обречены к огню?"

Ему предложили сесть у кафедры, а Наташу усадили в хор. В ходе богослужения было заметно, как все были озадачены одной мыслью: "Что это за гости?" Поэтому, пресвитер не замедлил предложить Павлу слово. Встав на проповедь, Владыкин под впечатлением упомянутого воспоминания, стал проповедывать

на тему огненного испытания. Все собрание было охвачено умилением, и после проповеди, не менее часа, церковь, в горячей молитве, простояла на коленях. В заключение, гостей вдохновенно приветствовали. Здесь же были организованы столы для трапезы любви, где наслаждение продолжалось еще полтора-два часа.

С большим сожалением, неохотно, провожали новые друзья своих гостей, которые, так сразу, стали близкими, любимыми, дорогими.

* * *

В порт Наташа с Павлом возвратились перед вечером, по дороге обменялись своим предчувствием: "А что, если, по возвращении, мы встретим дорогих наших Женю с Лидой?" Предчувствие оказалось ненапрасным. Входя в поселок, прямо на площадке между построек, они, к своему изумлению и радости, горячо обняли своих друзей, как и предполагали. После краткого обмена новостями, было решено: на сопке, среди зелени, совершить Вечерю Господню и дружескую трапезу любви.

При отъезде из Ташкента, в кругу христиан и при участии служителей Церкви, Павлу Петровичу Владыкину было вручено право к священнодействию по тем местам, где ему придется быть.

Обе подруги, Лида с Наташей, после горячих объятий принялись за организацию общения, а Павел с Женей нашли место, соответствующее их настроениям и желаниям. Место нашлось на вершине невысокой сопки, в тени развесистого дуба, на изумрудном ковре пробивающейся зелени. Май на Дальнем Востоке особенно щедр разнообразием цветов и ароматов.

Когда было уже все приготовлено, разложено, друзья встали на колени и усердно благодарили Господа за чудо избавления, какое Он начал являть им, а Женя уже получил его. После молитвы, за праздничным чаем, Женя рассказал, что врачебная комиссия, при участии его друга-врача, определила для него возможность возвращения с Севера в родные места. Рассказал, каким трогательным, но тем не менее желанным, было расставание его с сотрудниками и товарищами в Усть-Омчуге. Что его девятилетнее пребывание на Колыме, сильно подорвало его здоровье, и что, в лице жены Лиды с дочерью, Бог послал ему предвестников избавления. Но обрадовал Владыкина тем, что их комнатка (со всей мебелью и даже всякими продуктовыми запасами) осталась закрепленной за ними. В ней сейчас поселился комендант поселка, наш брат в Господе, и ждет их возвращения. Что после себя они оставили, даже, в двух местах, посаженные овощи.

В свою очередь, Павел рассказал им о всем, что было пережито ими с Наташей, и как Господь наградил их за перенесенные скорби; что в их браке они видят безусловную волю Божию, и видят, что они соединены, в благословение друг другу. Возвращались они уже поздним вечером, счастливыми, довольными; спали спокойным, мирным сном.

Следующие дни были заняты хлопотами: Комаровы оформляли отъезд на поезде, с наименьшими затратами на пересадках, отбирали и получали с корабля багаж. Наконец, был тот день, когда Комаровы погрузились в "телячий" вагон-теплушку, который назначен был в Азию, до самого места их выгрузки; Владыкины сели с ними вместе, чтобы проводить их, и после самим проехать во Владивосток для получения багажа.

В вагоне, уже в последние часы, Павел обратился к своим друзьям:

— Женя и Лида, Бог знает, как я благодарен Ему, а так же и вам за ту, непомерно великую, заботу, какую вы оказали мне. Мы, обоюдно теперь убедились, что наши судьбы сплелись в единый канат. Дай Бог, чтобы

он не порвался, и еще хуже, чтобы кто-либо из нас не отпал от дорогой дружбы, в которую соединил нас Сам Бог.

Но наряду с этим, я считаю своим долгом пред Богом и вами, заметить вам кое-что такое, что тревожит меня: Лида! Меня тревожит и внешний твой вид, и манеры поведения, как с твоим мужем, так и с прочими мужчинами. Это, конечно, для женщины, может быть, естественно, так как в Ташкенте ты была одной из полмиллиона, поэтому растворялась в кругу других; в Усть-Омчуге — ты, всего десятая из своего круга, и заметная для всех. Вот, когда я увидел тебя впервые: в маленькой душегреечке и простеньком платьице, я сказал — это христианка-сестра. Через полгода я увидел тебя в модной блузке, с кокетливым оттенком в движениях, и сказал — это дама, с притязаниями на внимание к себе.

Вначале я видел тебя любящей женой своего мужа, окружающей его заботами. Посторонние были для тебя чужими, далекими. Впоследствии твой муж остался одиноким, а ты оказалась окруженной поселковыми поклонниками, с которыми ты делилась звонкими шутками и кокетливым смехом. Ты не хочешь рожать детей. Поэтому, скажу тебе, безошибочно, словами Всевидящего Бога: "Грех лежит у дверей твоего сердца; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним". Так было некогда сказано Каину, но он не послушался и убил брата своего. Твой муж для тебя становится все более чужим, чужим ты его сделала и для твоей дочери.

Смотри, ты поехала спасать мужа и разделить с ним судьбу. А какой ты возвращаешься, с Колымы? Осмотри свое сердце, на коленях, пред Богом.

На это обличение Лида вначале вспыхнула, разразилась целой серией оправдательных доводов, но вскоре смолкла и, заливаясь слезами, утихла. Женя сидел с опущенной головой.

— Друг мой, — обратился Павел к Комарову. — Я не нахожу тебя виновным во всем том, что высказал твоей жене, и проникнут к тебе самым глубоким сочувствием; но духовный светильник твой гаснет; у тебя нет огня и ревности в служении, по сравнению с тем, как рассказывали о тебе друзья, и ты сам. Твоя природная кротость не делает тебя самого блаженным и не служит к славе Божьей, тебе нужно какое-то сильное обновление; и мой совет: по приезде, не становись на святое место служения таким, какой ты есть, но очистись, освятись, загорись огнем — иначе все потеряешь.

— Павел, дорогой брат мой, друг мой. Я все это вижу, понимаю, страдаю, но сил нет. Молись за меня, не переставай. Молиться буду и я — огонь придет, он от Господа.

После разговора Павла с Женей, Лида подошла к Наташе, взялась за рукав ее тоненькой телогреечки и сказала:

— Наташа! В этом ты не проживешь на Севере, сними это — отдай мне, а на Север возьми, вот, мою шубу. — С этими словами она отдала подруге шубу, а та, с благодарностью, отдала свою телогрейку. Что это был за жест — неизвестно.

Поезд остановился на узловой станции, где Владыкиных уже ожидал пассажирский. Все встали и после краткой молитвы, совершенной Женей и Павлом, Владыкины поспешно вышли из вагона, торопясь во Владивосток; Женя с Лидой продолжали свой путь дальше. Во Владивостоке, Владыкины получили свой оставшийся багаж, направились в порт, для посадки на океанское судно. Тревожные мысли пугливо заглядывали в окно души Павла: неизведанное до сих пор чувство ответственности, за другую, совсем еще молодую жизнь, которая стала сразу, вдруг, частью его жизни, заметно волновало сердце. Наташа лежала рядом, на зеленом майском коврике из душистых трав, под деревцем, в ожидании сигнала к погрузке на теплоход, и сладко дремала. Павел, глядя на спокойно-беззаботное выражение ее лица, подумал: как можно быть такой спокойной, получив такой жизненный жребий, в суровую будущность? Для Павла она стала родной стихией; да, но сколько раз, эта стихия, леденила смертным ужасом его мятежную душу.