Счастье потерянной жизни - 3 том

Храпов Николай Петрович

Так же бережно, сын, по ее просьбе, пересадил мать на печку, так как она, от этой волнующей встречи, оказалась не способной к передвижению.

— Ну вот, девки, хозяйничайте теперь вы сами, я ничего делать не могу, ставьте самовар, собирайте на стол, а я вам все буду говорить, — распорядилась Луша с печи, едва переводя дыхание.

Павел все осматривал, и все для него было неузнаваемо новым как внутри самого жилища так и во дворе; совершенно новыми были и люди, кроме Луши, которая показалась сыну, преждевременно постаревшей. Он никак не мог представить ее такой; расстались они, когда Луша, всегда покрытая косыночкой, была еще сравнительно молодой, в расцвете лет,

с румянцем на щеках, со следами еще не увядшей, деревенской красоты. Теперь — это была ссутулившаяся женщина, покрытая сединой; пережитое горе глубокими морщинами избороздило ее лицо.

С большим трудом, при поддержке сына, она уселась за стол и все-таки процедуру угощения взяла на себя, никому не уступая.

Илюша оказался пареньком крепкого телосложения и всеми силами души лепился к старшему брату, не столько по каким-то пробуждающимся чувствам, сколько по убеждению. У Даши неподдельное чувство к Павлу скорее переместилось, как бы без десятилетней паузы, чем возродилось. Она, как-то искренне, всем существом своим повисла на нем, соединяя в душе свои чувства, одновременно как к отцу так и к старшему брату.

Рита глядела на эту сцену, скорее полудикими глазами, и более увлекалась гостинцами, нежели что-то соображала, о совершенно незнакомом ей Павле.

Оля скромно сидела несколько поодаль, не смея ничем напомнить о себе, и ждала к себе внимания, в числе последних. Отец Оли, за неимением места за столом, сидел на скамейке у окна, молчаливо наблюдая за чужим счастьем, возвратившейся потерянной жизни. После первого приступа излияния чувств, Павел повернулся к нему, сознавая, как тяжело этому человеку, при виде чужого семейного торжества.

— Что ж, Павел Петрович, — сказал он, — я рад вашей встрече, но ведь скрывать тут нечего — это счастье чужое, и я здесь более, чем посторонний. До вашего приезда у меня еще мелькали отдельные искорки надежды, иметь какое-то место в этом доме; а теперь я убедился, что вы собою заполнили все; и если я сегодня еще здесь просто посторонний человек, то завтра я буду не желаемым, чужим. Я на эти дни уйду, а когда у вас все уляжется, мы спокойно побеседуем о моем положении.

— Уважаемый… (Павел назвал его по имени и отчеству), я ничем не хотел бы омрачить вашего, измученного своим горем, сердца; но Библия говорит правдиво, неопровержимо: "Сердце знает горе души своей, и в радость его не вмешается чужой" (Прит.14:10). Я не могу удерживать вас от вашего решения.

Весь день семья Владыкиных, с затаенным вниманием, слушала рассказы Павла, и слезы на глазах почти не высыхали. Рассказала о своей жизни и Луша, останавливаясь на самом важном. К вечеру, дети решили побежать к родственникам и сообщить о приезде Павла; а мать с сыном остались наедине.

Луша кратко рассказала о своем горестном положении, когда осталась без мужа, и о том, как в их семье оказались Оля со своим отцом. Павел, внимательно выслушав, ответил ей:

— Мама, я не осуждаю тебя ни в чем, тем более, что ты не искала тех обстоятельств, какие у вас сложились на сегодняшний день, но все мы без исключения убедились, что этот человек в нашей семье совершенно чужой, а теперь и не желаемый. Ты сделала ошибку; сделала бы ее кто другая, оказавшись на твоем месте, я не знаю. По крайней мере, из известных мне женщин, я не знаю другую, которая пережила бы столько великих, безнадежных утрат. Скажу тебе только, как сын, как христианин, и как матери-христианке: ты не сможешь спокойно закончить свою жизнь и сберечь семью от раздоров, при этом положении. Тебе надо покаяться и отпустить этого человека с миром. Об Оле, пусть Господь

усмотрит Сам; ты не смогла этого сделать до сего дня; мой приезд принесет полную развязку.

После этих слов они оба склонились на колени, и Луша, в горячих слезах, исповедывала пред Господом все свои грехи. Павел молился с ней и просил у Бога милости для многострадальной матери, а особенно, о благополучной развязке с этим посторонним человеком.

Отец Оли вскоре, в присутствии всей семьи, признал, что он, действительно, под давлением горя пытался прилепиться к семье Владыкиных, но теперь убедился, что это совершенно невозможно; поэтому, мирно распрощавшись, он покинул дом навсегда. Оля прилепилась душой к семье так сильно, что не смогла расстаться, и осталась как дочь.

* * *

На следующий день Павел с детьми оставили Лушу одну и пошли с утра путешествовать по городу. Много интересного он рассказывал брату и сестренкам из прошлой жизни, останавливаясь по ходу у тех мест, с которыми были связаны его воспоминания.

Представление о городе у детей изменилось: он стал еще роднее, еще ближе. Долго они уже ходили по улицам, крепко обнявшись под руки, только Илюша, оставляя за собой, по-детски условную, солидность, при общем согласии, шел обособленно, изредка дополняя своими комментариями, высказываемые впечатления. Прохожие с восхищением оглядывались на эту счастливую группу, узнавая через кого-либо из детей, что это семья Владыкиных.

Павел был очень рад, обняв детей, читать в их глазах неподдельную радость, сменившую печать сиротского горя. Далеко по улице раздавалось радостное щебетание Риты, ведь сегодня она проходила мимо лотков и киосков не с обычной, разъедающей завистью, а с карманами, полными гостинцев.

Возвратясь домой после обеда, Павел пожелал беседовать с детьми о Боге. Читая отдельные места из Библии, он указывал на ужасные последствия греха, с одной стороны, и с другой — на благость, милосердие, любовь Божию. Рассказывал о Христе, Его любви и сострадании к грешникам, и о том, как Он добровольно, вместо грешников, умер на кресте. В заключение, напомнил о жизни и страдании отца Петра Никитовича, его предполагаемой кончине.

Слезы умиления давно уже текли из глаз детей; плакал с ними и Павел, и мать. В результате, Даша поднялась и спросила, что нужно, чтобы примириться с Богом и встретиться впоследствии с папой. Павел указал на покаяние. Все, как один, после этого упали на колени, и вначале Даша, а затем Оля и Илюша, в искренней молитве, раскаивались перед Господом, отдавая свои сердца во власть Христу. Заканчивала молитву мать. Она изнемогала в слезах радостной хвалы и благодарности Господу, за такое посещение их семьи; с трудом ее, плачущую, подняли и усадили на стул. Глядя на нее, все заметили, что за эти дни она помолодела на несколько лет.

В доме Владыкиных произошли коренные изменения. Совершенно новые отношения появились между домашними, а дети пожелали сразу же разыскать верующих, чтобы посещать собрания. Это осуществилось на следующий день. Н-ская община, раздираемая разномыслиями, ябедами, личными обидами, фактически не собиралась на богослужение; сходились только по двое-трое, едва в состоянии утешить, израненные сердца друг друга.

Вечером, предварительно предупредив, Павел и Луша с детьми пришли на собрание, созванное специально, в связи с его приездом. Собралось немного более десяти человек, но когда увидели семью Владыкиных и Павла — пришли в изумление. Большинство были из старых членов церкви, кому Павел был известен со времен его ареста, а некоторым — еще с ранней юности.