Счастье со вкусом полыни

Гильм Элеонора

Она ощущала себя былинкой, что клонится под ветром Божьего гнева. Перешептывания за спиной, грехи и ошибки, голод и тревога за Нютку лишали ее сна и покоя. Дочь, незаконное дитя, пятно на ее подоле и счастье души, придавала ей стойкости. Былинка гнулась, да не ломалась, переживала долгие зимы и бури.

Прошлой осенью Степан Строганов, своевольный богач, решил забрать у матери Нютку, свою плоть и кровь. Многие годы он жил, не вспоминая про шальные объятия жены кузнеца, не видал дочери, а тут взял да выполнил свою угрозу.

Через мороз и метель пошла Аксинья к дочери своей, и Морена чуть не унесла ее жизнь. Смилостивился Степан, оставил ее в доме. Да только жалость его поперек горла [8] .

Она

кусала ни в чем не повинное одеяло, сдерживала рыдания, что рвались наружу. Безмятежная дочь сопела рядом, и последнее, чего Аксинья хотела сейчас, – разбудить Нютку и услышать: «Отчего ты заливаешься белугой?»

Навыдумывала Бог весть чего, точно неразумная девчонка. Ждала Строганова, дни перебирала, точно камешки на бусах. Грех отмаливала да с замиранием сердца ждала, позовет, соскучится по ее рукам да груди горячей.

8

Жизненный путь Аксиньи Ветер описан в романах «Обмануть судьбу» (Эксмо, 2020, 2022), «Искупление» (Эксмо, 2021, 2022), «Волчья ягода» (Эксмо, 2021, 2023).

А он и слова не молвил. Вгрызся в нее, в сны, в память дурную, мягкую, бабью, да кровь не по вкусу пришлась. Волк он и есть.

* * *

– Служанки нужны. Как с такой оравой управиться? А скоро ты дитя на свет народишь, с ним возиться будешь. Лукаша! – Молодуха рассеянно кивала, звенела ключами на поясе, но думы ее летали где-то далеко, словно птахи, скрывшиеся в густом лесу.

– Аксинья, неудобно мне… Нет…

– Да что с тобой приключилось? Голуба обидел? – Аксинья выговаривала эти шутливые слова, а сама отчего-то заходилась тревогой. Давно приучилась ждать подвоха от судьбы… И от мужчин, что держат ее поводья в крепких руках.

– Нет, да нет же. – Лукаша зарделась, облизала и без того влажные сочные губы, потянулась к уху старшей подруги. – Поведай, нет ли вреда для него? – Погладила острый, выпирающий из просторной рубахи живот.

– Вред отчего? Вы с ним… – Аксиньин голос выдал улыбку. Праведница Лукаша – и такое!

– Гладил он по животу, целовал да крепко к себе прижимал, радовался. И заснул, голову на живот пристроивши. Насилу спихнула с себя. Вдруг сына раздавит!

– Лукаша, живи и радуйся каждому мигу. Добрый муж тебе достался. – Аксинья не могла не радоваться Лукашиному довольству, но бабье горькое, зловредное естество вопило от зависти.

Отчего ей не привелось увидеть радости на мужском лице? Никто не прижимал ее к себе с ласковыми словами, некому было Нютку через порог перенести, в рубашку свою обрядить [9] . Ходила Аксинья и голову склоняла от взглядов недобрых, от вины своей неизбывной. Да что вспоминать…

– А Хозяин, он пришел к тебе?

Тяготилась она вниманием Лукашиным, любопытством немереным. Давно ведомо: если есть чем похвастать, любой собеседник в радость. А печаль-кручина с радостью не гуляют, другие песни поют, хороводы не водят, на кулиги [10] с надеждой глядят: подальше от людей да поспокойней.

9

На Руси существовал обычай заворачивать новорожденных в отцову рубаху.

10

Кулиги – заброшенные лесные поляны.

– Аксинья, в покои к хозяину зайди. – Голуба сказал серьезно, да что-то озорное

услышала в голосе его, что-то прожурчало и утекло под камень.

Не выдержала, забежала в горницу, поправила убрус, надела бусы, Лукашин дар, да сняла, фыркнув возмущенно.

Что Степану до ее нарядов?

* * *

Аксинья заглянула в покои. Все так же висели сабли на стене – душа владельца, видно, в них залетела да там и осталась. Постель перекрученная, одеяло скинуто на пол, по полу раскиданы сапоги да вещи. Вздохнула, пробурчала: «Свин», принялась подбирать рубахи, заляпанные грязью порты, кушаки – куда их столько развел? Словно щеголь московский.

Не заходила в горницу после того сражения, когда безропотно подчинялась Степану, таяла в его здоровой шуе и калечной деснице [11] , а Степан покорялся ей, словно не было меж ними долгих лет разлуки.

– О чем задумалась, ведьма?

– О тебе, вестимо. – Аксинья с трудом удержала испуганный вскрик. Строганов умел застать ее врасплох.

– От тоски поди иссохла?

Она расставляла у стены сапоги: толстая свиная кожа и тонкий сафьян, юфть и бархат. Мягкие чеботы, атласные ичиги, сапоги синие, черные, белые да червленые, с высокими каблуками, подбитые серебряными гвоздиками. Работа искусная, добротная – и все в пыли да глине, без должной заботы скукожились сапоги.

11

Шуя – левая рука; десница – правая рука.

– Не я ссохлась – обувка твоя. Звал меня за какой надобностью?

– Голуба не сказывал? – враз сменил тон Строганов. – Оставь ты сапоги! Потеха соберет, почистит, его дело. Слуга мой, парнишка, совсем плох. Седмицу в себя не приходит… И Третьяк тоже захворал, ногу нехристи располосовали. Поможешь?

– Все сделаю, что в моих силах, – склонила голову Аксинья. Этот разговор был ей близок и ясен. – За травами бы моими кого отправить…

– В деревню – как ее там – Елки? А отчего давно не забрала скарб свой? Знахарка без трав – что мужик без срамного уда [12] . – Мужчина хрипло засмеялся, но, поймав ее недоуменный взгляд, поумерил веселье.

12

Срамной уд – на Руси так называли мужской половой орган.

Аксинья могла бы сказать: страшилась вернуться в родную деревню; не решалась попросить о том Хмура, который остался за старшего среди строгановских слуг. Но зачем душу перед волком открывать? Насмешничать начнет да стыдить.

– Съездишь, коли надобно. – Он отвернулся, всем видом показывая, что разговор окончен.

– Слушаюсь, Хозяин, – не выдержала Аксинья.

Он ничего не ответил на колкость… Или принял ее за чистую монету? Гордец, честолюбивый да чванливый, куда ему уловить потаенный смех!

– Да, забыл… За Потеху спасибо. Не зря тебя в дом взял. – Слова ударились о спину ее и улетели.

Сказал бы в глаза да улыбнулся с теплотой.

Не обучен Степан благодарить да теплом одаривать вдоволь. А ей под силу изменить того, кто обладал суровым нравом и острым языком? Кто она супротив Строганова? Не лань, не волчица… Блоха на волчьей шкуре.

2. Богатырь

В Соли Камской вовсю царила белокрылая зима: она рассыпала перья по двору, тормошила сонных псов, оседала на Нютиных ресницах и противилась весенним ветрам, налетавшим с юга.