Счастье за диваном
Шрифт:
Но самый большой долг, который, вероятнее всего, я не смогу погасить до конца своей жизни, был перед родителями.
А не смогу, потому что они никогда не перестанут напоминать мне о том, что я стала самым большим разочарованием и позором семьи.
Беременность Сашкой стала новостью номер один в школе, из которой я уже выпустилась, и в университете, куда вместе со мной (хоть и на разные специальности) поступила добрая половина одноклассников. Все знали, все обсуждали и, в основном, осуждали. Насмехались и за спиной приговаривали,
Из универа документы пришлось забрать, и на следующие месяцы я стала затворницей доме, где меня постоянно тыкали носом в мою оплошность. Я надеялась, что рождение внука смягчит родителей, но жизнь – это не шоу «Беременна в шестнадцать», где маленькие пяточки и розовые щёчки делают из взрослых и матёрых мужчин и женщин умилительных бабушек и дедушек. В жизни дети плачут и болеют. В жизни молоко пропадает, когда ты с двухнедельным сыном ложишься в инфекционное отделение областной детской больницы вне себя от страха просто за его жизнь и его три раза в день обкалывают антибиотиками, и он плачет. И ты сама плачешь, хоть и пытаешься уговорить себя, что так делать не стоит. В обычной жизни всё это значит, что нужно постоянно тратиться не только на памперсы, но и на детскую смесь. Гипоаллергенную. Дорогую. Четыре банки в неделю.
Едва ли мама складывала чеки в комод, но я точно знала, что однажды она обязательно напомнит мне про этот долг. Не вскользь, не просто ради красивого речевого оборота, чтобы в очередной раз дать знать о своей добродетели.
Я знала, что рано или поздно она придет ко мне с требованием и прямым чётким указанием на то, что на отказ у меня нет никакого права.
Но, видимо, я была слишком высокого о себе мнения, чтобы ждать личного появления родительницы на пороге своей квартиры. Долги с меня она привыкла выбивать по телефону.
Конкретно этот звонок случился в понедельник.
Глава 7.3
***
Понедельник – день тяжёлый.
Эту истину мы узнаем уже в самом раннем возрасте. Осознавать начинаем где-то в школе и тихо несем знание через всю жизнь.
Однако с некоторых пор понедельники я полюбила. Во-первых, потому что мне не нужно было подскакивать ни свет, ни заря и нестись на работу, а во-вторых, Сашка уходил в школу, и у меня было примерно полдня для того, чтобы заняться и своими заказами и всеми необходимыми хозяйственными делами.
В общем, понедельник для меня был в основном днём генеральной уборки.
К полудню этого понедельника я закончила драить кухню, добравшись не только до верхних полок гарнитура, но наконец-то разобрав немногочисленные запасы нашей с Сашкой посуды.
Никаких советских сервизов с супницами и селёдочницами у меня, к счастью, не было. В старые времена такая роскошь считалась солидным приданным для невесты, а мама моя видела меня в разных ипостасях, но только не счастливой женой какого-нибудь мужчины. Она
У меня было подозрение, что таким образом она хотела меня наказать, правда, почему-то до сих пор не поняла, насколько мне был безразличен этот раритет советского фарфорового искусства.
Из кухни я переместилась в ванную и туалет. «Санокс», «Доместос», «Пемолюкс» и прочие химикаты ловко применялись по назначению, и еще через полчаса я, счастливая от полученного сияющего результата, свалилась пластом на свой незаменимый матрас.
Но едва мои глаза сомкнулись в надежде подремать минут двадцать до возвращения Сашки домой из школы, как где-то рядом телефон разразился мелодичным рингтоном.
На экране высветилось слово, которое не вызывало во мне ничего, кроме желания сморщить нос.
«Мама».
И я сморщилась, как будто заранее чувствовала, что ничего хорошего этот разговор не сулил.
Я вообще не могла вспомнить, когда мы с ней последний раз разговаривали нормально. Как мама и дочка. Без ругани и истерик, угроз и упрёков, без сарказма, который выработался во мне за несколько лет выслушивания претензий и без обвинений в моей полной несостоятельности.
– Привет, мам.
– У твоего отца юбилей скоро, что ты по этому поводу думаешь? – как всегда без приветствий начала она.
И ведь странно, я помню, что как учитель русского языка она точно умела здороваться и делала это весьма охотно, когда заходила в класс к ученикам или в коридорах с другими преподавателями.
– Я помню. Вы хотели отпраздновать в кафе и, кажется, уже определились.
– Именно. Но ты же понимаешь, что придет много уважаемых людей?
Я понимала, но предмет самого звонка оставался для меня загадкой.
– Да, ты уже говорила, что вы пригласили кого-то из администрации города и всё руководство местного СК.
– Вот именно. И так как у твоего отца сложилась определённая репутация, - это слово она сказала с такой интонацией, будто бы в нем заключался весь смысл жизни, - не хотелось бы и в этот раз ударить в грязь лицом.
И что она имеет в виду? Оплатить им пару килограммов черной икры для гостей или заказать какой-нибудь особенный вид шампанского? Может быть, более элитный коньяк?
– Что ты собираешь подарить своему отцу? – спросила наконец-то мама.
– Эээ… деньги.
– Это совсем не оригинально и даже как-то пошло, - пискнула она, и я услышала, как чайная чашка звякнула о блюдце, что ознаменовало неминуемую развязку этого разговора. – В общем, мы тут подумали и решили, что для поддержания его статусности, несмотря на то, что он службу уже закончил, ему нужен более престижный автомобиль.
Я даже села. В смысле?
– Но вы недавно его меняли.