Счастье
Шрифт:
– Как дети это восприняли?
– Внешне – нормально. На прошлой неделе я возил их кататься на лыжах, нам это пошло на пользу. Я потому и не звонил тебе. Она уехала на следующий после Рождества день. Но на самом деле, я думаю, все мы еще переживаем шок. Мел во всем обвиняет меня, Сэма каждую ночь мучают кошмары, а Бенджамин спасается тем, что целыми днями и ночами пропадает где-то у друзей. Может, я зря его обвиняю. Может, случись такое со мной в его возрасте, я бы поступал так же.
Но мысль о том, что Олли могла бросить
– Что ты думаешь делать с мамой?
– Я не знаю. Они говорят, что болезнь быстро прогрессирует. В конце концов она не будет узнавать никого, и меня в том числе.
Его глаза снова наполнились слезами, ему невыносима была эта мысль. Джорджу казалось, что он теряет жену день за днем, и тем острее он сопереживал боль Оливера от потери Сары. Но Олли еще молодой, найдет себе кого-нибудь. Филлис была единственной женщиной, которую когда-либо любил Джордж. После сорока семи лет совместной жизни даже думать о ее потере казалось невыносимо. Он достал носовой платок, высморкался, глубоко вздохнул и продолжал:
– Они сказали, что это может продлиться от шести месяцев до года, а потом она полностью перестанет двигаться. Тогда ухаживать за ней дома станет очень тяжело, так они считают. Я не знаю, что делать...
Голос у него задрожал. У Оливера разрывалось сердце. Он взял руку отца. Невозможно было поверить, что речь идет о его собственной матери, женщине, которая всегда была умной и сильной. А теперь ум ее меркнет. Ее болезнь доконает и без того больное сердце отца.
– Тебе не следует так сильно переживать, а то ты тоже заболеешь.
– То же самое мне говорит Маргарет. Она наша соседка, я тебе уже говорил. Она всегда очень хорошо к нам относилась. Ее муж страдал болезнью Альцгеймера на протяжении нескольких лет, и ей в конце концов пришлось отдать его в дом престарелых. У нее самой было два сердечных приступа – она не могла больше за ним ухаживать. Это тянулось шесть лет, умер он в августе прошлого года. – Джордж полным отчаяния взглядом посмотрел на сына. – Олли... я не могу смириться с мыслью, что потеряю ее... или что она полностью потеряет память... Это все равно что наблюдать ее медленное угасание... С ней сейчас так трудно. А ведь она всегда была такой доброй.
– Я заметил, что на Рождество она была несколько взволнованна, но не отдавал себе отчета, что все так серьезно. Я, наверное, был слишком занят своими собственными проблемами.
Это было ужасно, он терял мать и жену, а дочь не хотела с ним разговаривать. Женщины покидали его, но теперь надо было думать об отце, а не о себе.
– Чем я могу тебе помочь, папа?
– Просто будь здесь, больше ничего пока не нужно. Их взгляды встретились, и Оливер почувствовал близость к отцу, которой не ощущал многие годы.
– Папа, я люблю тебя.
Теперь Олли не стеснялся сказать то, что когда-то могло смутить его отца. В юные годы
– Я тебя тоже люблю, сынок.
Оба откровенно расплакались, и Джорджу – пришлось опять сморкаться. В этот момент Оливер услышал, как открылась – и тихо закрылась входная дверь, он обернулся и, увидев, что Бенджамин поспешно поднимается по лестнице, позвал его:
– Не торопитесь, молодой человек. Где вы изволили пребывать до половины одиннадцатого в будний день?
Бенджамин повернулся, покрасневший от холода и смущения, и очень удивился, обнаружив дома дедушку.
– Я был с друзьями... Извини, пап. Я не думал, что ты будешь против. Привет, деда, что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?
– Бабушка нездорова, – сухо ответил Оливер, вновь чувствуя себя бодро. Душевная теплота отца словно придала ему новые силы, хоть кто-то о нем думал. Пусть Саре он больше не нужен, но нужен отцу и детям. – А тебе очень хорошо известно, что нельзя уходить по вечерам в будни. Заруби себе это на носу и чтоб в течение двух недель – никуда. Усек, мистер?
– Ну ладно, ладно... Я же извинился.
Оливер кивнул. Парень имел странный вид. Не был ни пьян, ни расстроен, но все же в нем произошла какая-то перемена. Он казался более мужественным, не был склонен препираться.
– А что с бабушкой?
У Джорджа был такой удрученный вид, что Оливер быстро ответил за него:
– Бабушка серьезно заболела.
– Она поправится? – испуганно спросил Бенджамин, словно боялся предположить, что можно потерять кого-то еще.
Он озабоченно посмотрел на отца и на деда, но Оливер похлопал его по плечу:
– Поправится, поправится. Просто дедушке надо помочь, вот и все. Может, ты найдешь и для него немного времени, несмотря на обилие столь привлекательных друзей.
– Конечно, деда. Я заеду к тебе в этот уик-энд.
Бен очень любил его, а Джордж Ватсон был без ума от своих внуков. Иногда Оливеру казалось, что он их больше любит, чем собственного сына в свое время. Он стал мягче, и дети льнули к нему.
– Мы с бабушкой будем очень рады.
Джордж встал, чувствуя себя старым и утомленным, и оперся о плечо внука, словно желая получить от него заряд молодости.
– Спасибо вам обоим. Я, пожалуй, поеду. Надо отпустить домой миссис Портер. Она осталась с бабушкой.
И медленно пошел к входной двери, сопровождаемый Бенджамином и Оливером.
– Как ты себя чувствуешь, папа?
Оливер хотел отвезти его домой, но отец сказал, что доедет сам.
– Тогда позвони, когда приедешь.
– Не выдумывай! – фыркнул Джордж. – Я в порядке. Вот мама – та плоха.
Но его лицо снова подобрело, он обнял Оливера и произнес:
– Спасибо, сынок... за все... И... жаль, что так... Он с сочувствием посмотрел на Бена и Олли.