Счастье
Шрифт:
– Вернись и подбери свои шмотки!
Но его уже и след простыл, доносился только лай Энди. Агнес вытирала пол на кухне, Бенджамин пошел наверх в свою комнату, чтобы приготовить учебники, и когда Сара медленно поднималась за детьми по лестнице, она невольно думала, как ей будет их не хватать.
Приблизившись к спальне, она услышала телефонный звонок. Звонила Мелисса. Она сообщила то, что Сара уже знала, – дочь допоздна останется в школе на репетиции драмкружка, и Бенджамин заедет за ней по пути домой. А потом позвонил Олли, ему захотелось в тот вечер поужинать не дома, пусть даже без друзей, именно это и предлагала Агнес.
– Мы
Она чувствовала тепло, которое излучал его голос, несмотря на большое расстояние, и отложила трубку со слезами на глазах. Что она ему скажет? Ничего. Сегодня ничего. Надо подождать. Она же обещала себе, что скажет ему только после Рождества.
Сара слонялась по комнате, переставляя вещи, вслушиваясь в голоса детей за стеной, прикасалась к знакомым предметам и думала о муже. А потом легла на кровать и стала думать о них всех, о том, что они для нее значили, чего ей стоили. Даже не подозревая об этом, каждый из них что-то у нее отнял, но и чем-то поделился... Однако теперь вдруг того, что она получала, стало недостаточно, и это было не то, чего ей хотелось... Как ужасно об этом думать. Как ужасно сказать им такое... Нет, она никогда не скажет... Но ей хочется иметь свою жизнь. Она для этого созрела. Ей недостаточно, как Агнес, стоять у плиты и каждый день ждать их возвращения или ждать, когда они разъедутся навсегда. Да и случится это совсем скоро. Бенджамин уедет осенью. Еще через два года Мелисса. Останется Сэм... но свои планы, о которых сейчас размышляет, она осуществит задолго до того, как он покинет дом. Так что за разница? Почему наконец нельзя поступить так, как хочется?..
И все-таки, говоря себе это, она испытывала невыносимые угрызения совести.
Ее мысли снова прервал телефонный звонок. Это был свекор. В его голосе чувствовались усталость и беспокойство. Последнее время у него были проблемы с сердцем, да и Филлис чувствовала себя неважно.
– Привет, Джордж, как дела?
– Оливер дома?
Против обыкновения, в этот раз он не был с ней любезен.
– Нет, его нет.
Сара сильно расстроилась, она питала к нему симпатию, гораздо большую, чем к Филлис.
– Что-нибудь случилось?
– Я... нет... не знаю. Филлис в полдень ушла в магазин и до сих пор не вернулась. В такую погоду... Знаешь, я беспокоюсь, она не звонила. Это на нее не похоже.
Свекрови было шестьдесят девять лет. Она казалась еще крепкой, но в последнее время стала какой-то рассеянной. Несколько месяцев назад она перенесла воспаление легких и с тех пор не оправилась. Сара знала, что Джордж очень за нее беспокоится. В свои семьдесят два года он, сухощавый и подвижный, был крепче и энергичнее жены. Будучи все еще привлекательным, высоким, стройным, с добрыми глазами и обворожительной улыбкой, он, однако, временами казался старше своих лет, что огорчало Оливера.
– Я думаю, она просто потеряла счет времени. Ты же знаешь, что бывает с женщинами, когда они ходят по магазинам.
Сара хотела его утешить. С его сердцем нехорошо было волноваться по каждому пустяку, а Филлис, несомненно, с минуты на минуту должна была вернуться.
– Я думал, может, пойти поискать ее... Может, Оливер...
В последнее время он больше полагался на Оливера, что тоже не было для него характерно.
– Я скажу, чтобы он позвонил, как только придет.
И это означало, что
Но Джордж позвонил снова до того, как вернулся Оливер. Филлис уже была дома, цела и невредима. Она никак не могла поймать такси, и мелочи не было, чтобы позвонить. Джордж не сказал Саре, что жена все же показалась ему какой-то странной, что, по словам таксиста, она с трудом вспомнила свой адрес и что из разговора с ней он, к своему ужасу, понял, что она не помнит номера их телефона и именно поэтому не позвонила.
– Извини за беспокойство, дорогая.
– Ну что ты, Джордж. Ты можешь звонить нам в любое время, ты же знаешь.
– Спасибо.
Он с огорчением взглянул на жену, которая что-то мурлыкала себе под нос и бесцельно слонялась по кухне. В последнее время готовкой занимался он, и оба делали вид, что так происходит потому, что ему нечего делать, да и готовит он якобы лучше.
– Передай Оливеру от меня привет, когда он вернется, и, если у него будет время, пожалуйста, попроси его позвонить мне.
– Обязательно, – пообещала Сара и тут же забыла, когда несколькими минутами позже появился Оливер.
Он торопился принять душ, переодеться и настаивал, что заберет ее куда-нибудь поужинать.
– Но Сэм останется один дома.
Сара предпринимала все, чтобы остаться дома и не быть с ним наедине за столиком. Она ничего не могла ему сказать. Пока. И легче было спрятаться здесь, в их доме, за спинами детей и за телевизионным экраном. Спрятаться за что-нибудь. Лишь бы не смотреть ему в глаза.
– А Агнес куда-то уходит? – спросил Олли.
Он брился и одновременно смотрел по телевизору новости, почти не глядя на жену, но явно довольный перспективой провести вечер вдвоем. Он приготовил ей сюрприз. Его повысили в должности. До верхушки лестницы в этой фирме было уже рукой подать. В сорок четыре года Оливер Ватсон мог служить примером блестящей карьеры в бизнесе. Он имел все и благодарил судьбу за это: работу, которую любил, жену, которую боготворил, и троих детей, от которых был без ума. Чего еще желать в жизни? Ничего больше ему и в голову не приходило.
– Нет, Агнес будет дома, но я думала...
– Нечего думать. Одевайся.
Он легонько шлепнул супругу ниже спины, когда та проходила мимо, а потом остановил ее и, отложив бритвенный станок, заключил в объятия.
– Я тебя люблю, ты это знаешь?
Она знала. Даже слишком хорошо. И сама тоже любила его, что весьма осложняло выполнение задуманного.
– Я тебя тоже люблю, – ответила Сара, но глаза у нее были грустные.
Олли сильнее привлек ее к себе:
– Тебя это определенно не радует. Что, был тяжелый день?
– Не особенно.
Тяжелые дни отошли в прошлое. Дети занимались своими делами, по большей части вне дома, Агнес вела хозяйство, а Сара гораздо меньше работала в родительском комитете и имела время писать, что, впрочем, у нее не очень-то получалось. Что тяжелого могло быть в столь безупречной жизни? Ничего, кроме постоянного ощущения опустошенности и скуки.
– Я, наверное, просто устала. Ой, чуть не забыла. Звонил твой папа. Просил тебя позвонить.
– У них все о'кей?
Он очень беспокоился за родителей. Они старели, особенно сдал отец после инфаркта.