Счастливая встреча

Хант Айрин

— Что же тогда тебе интересно? — все же спросила она холодно, не желая спускать ему его оскорбительного замечания и желая задрать юбку еще выше, чтобы не отставать от его энергичного движения вперед, а не ковылять, как подбитая утка. И, отворив дверь ее комнаты, он подтолкнул ее внутрь.

— Давай-ка договоримся. Нужно найти подходящий предлог, чтобы прекратить наши отношения, и держаться его до конца. К сожалению… — он прошел за ней в комнату. — Мартин, похоже, придерживается мнения, что мы перестанем дурить и помиримся, это лишь вопрос времени. Иногда он может быть ужасно упрямым. Именно поэтому он никому и не говорил, кроме Ванессы,

и то под страшным секретом, о том, что свадьбы не будет. Нам надо придумать, что сказать ему, чтобы убедить его, что это действительно так. Но я не думаю, что настоящая причина приведет его в восторг, а ты как считаешь?

Он ходил взад и вперед по комнате, затем повернулся к ней, насупив брови, и скомандовал:

— Ради бога, закрой дверь. Можешь не волноваться, я тебя не трону. Хотя упаковка и великолепна, но то, что под ней, меня не интересует.

— Тебе повезло! — бросила она ему, ненавидя его за это оскорбление. — Потому что тебе все равно ничего не получить! Во всяком случае, когда Ванесса увидит тебя рядом с этой размалеванной красоткой, она тебя вышвырнет из дома. Интересно, как это тебе удалось пройти? Переоделся официантом? Или мальчиком-подавальщиком?

Она и не думала, что в состоянии быть такой ехидной. И если она не может позволить себе полюбить его всем сердцем, то уж ненавидеть его она научится! Но если не считать выводящего ее из себя блеска в его зеленых глазах, он, казалось, совершенно не обратил внимания на ее оскорбления, ответив ей совершенно спокойно:

— Ванесса знает, что я здесь. Она прислала мне приглашение. Мартин, по всей вероятности, рассказал ей все — про Элен, про то, какой она была на самом деле, про то, как в течение многих лет общался со мною. Слава богу, теперь между ними нет тайн, и Ванесса признала, что была неправа, пытаясь разлучить Мартина со мной. У супругов не должно быть секретов друг от друга. Так что, поскольку я теперь вхож в очаровательный семейный круг Ванессы, — сообщил он ей бесстрастным тоном, — мы должны действовать сообща. Нельзя допустить, чтобы при каждой встрече мы норовили вцепиться друг другу в горло.

— Я не желаю никаких встреч, — мрачно ответила она, шлепая в чулках к креслу, стоящему у окна. Она была рада, что Ванесса и Мартин все уладили между собой и что у ее тетки хватило благородства признать свои ошибки, и на Адама больше не будут смотреть как на изгоя. Он этого не заслуживал. Но она не могла смириться с мыслью о том, что ей придется видеться с Адамом во время всевозможных семейных торжеств, которые так любит устраивать Ванесса.

Ну и что теперь?

Сев на край кресла, она машинально пощипывала золотую ткань своей юбки, слыша, как он продолжает говорить:

— Почему тебе стыдно? Чего ты стыдишься — того, что сделала, или того, что сказала? Знаешь, — он закрыл дверь и подошел к ней, — я не думаю, что ты та хищная распутница, которую изображаешь из себя. Мне было бы слишком больно и обидно, слишком противно думать об этом. Но когда ты была со мной… ну… понимаешь… — он угрожающе навис над ней. — Я не буду вдаваться в подробности, однако если ты и не была девственницей, то уж, по крайней мере, очень долго не спала ни с одним мужчиной.

Она судорожно вздохнула, жалея, что ее физическая слабость не позволяет ей вышвырнуть его из комнаты. И когда она отказалась что-либо отвечать, он сердито продолжал:

— Ты заставила меня поверить, что ты из тех девиц, которые могут переспать с любым, кто их заинтересует,

а затем уходят, чтобы поискать кого-нибудь еще. Когда я немного успокоился и все обдумал, то понял, что ты намеренно хотела сделать мне как можно больнее. Я не понимаю почему. Я даже не хочу этого знать. Но для того чтобы разорвать наши отношения, тебе не надо было прибегать ко лжи. Любая правда меня удовлетворила бы. А теперь… — он схватил стул, стоявший у туалетного столика, поставил его перед ней и сел на него так, чтобы отчетливо видеть ее глаза, — мы должны прийти к решению и придумать приемлемую причину для разрыва нашей помолвки.

Гнев, боль и унижение составили слишком отвратительный коктейль эмоций, и Селина не собиралась его попробовать. Пусть он сочиняет любую историю, она на все согласится, однако он не имеет права называть ее лгуньей и хищной распутницей.

И она не собиралась безучастно сидеть, как побитая собака, и выслушивать его оскорбления.

Чувство возмущения заставило ее вскочить с кресла, отбросить со лба волосы и отвести его руки, готовые толкнуть ее обратно в кресло.

— Не очень-то воображай! — закричала она на него, глаза ее сузились до золотистых щелок, все ее сожаления, боль от того, что она потеряла его, — все вылилось в эту яростную слепую вспышку, заставившую ее забыть о самообладании… — И ты говоришь о лжи, которую я якобы придумала! Придумала ложь, чтобы порвать с тобой — мой бог! Это ты начал с наглой, бессовестной лжи. Разве не так?! — Она вскочила и стала большими шагами ходить по комнате, не заметив, как разошелся шов на ее узкой золотой юбке, давая ей большую свободу движения, как сузились его умные зеленые глаза и в них мелькнули огоньки понимания.

— Значит, ты был прав, когда лгал и шантажировал меня тем, что разоришь Мартина, если я откажусь выйти за тебя замуж? Почему именно я?.. Ведь ты ни разу в жизни не видел меня до этого. «Выйди за меня замуж или я устрою вселенскую катастрофу» и все такое прочее в этом духе! И все это была ложь — все, до последнего слова!

Упершись руками в бедра, она резко повернулась и посмотрела на него. Он пересел на ее кресло. Ну и пусть! Он и так уже забрал все в ее жизни. Он откинулся назад, чуть склонив голову набок, закинув ногу за ногу. Как будто смотрит спектакль, подумала она со снова вспыхнувшей в ней яростью.

— Так что нечего разыгрывать здесь святого… — Она резко приблизила свое лицо к нему, в ее глазах бушевал гнев. — Я лгала для собственной защиты. Ты лгал, потому что тебе доставляло удовольствие запугивать меня. А я как дура влюбилась в тебя без памяти! Единственные слова правды, которые ты когда-либо говорил мне, это то, что ты не способен любить, не хочешь никого любить, что ты считаешь, что любовь — это иллюзия!

Неожиданно лицо ее стало мертвенно-бледным, она вдруг поняла, что сказала. Она призналась ему в любви. Интересно, дошло это до него?

Ее трясло все сильнее. Она не могла заставить себя посмотреть на него и опустилась на стул, потому что иначе просто упала бы и закрыла лицо руками. Ну конечно же, до него дошло. Он ведь не дурак. Осталось только вынести его презрение или, может быть, жалость. И когда она почувствовала, как он пытается отвести ее руки от лица, она не сопротивлялась, лишь покраснела от стыда, увидев, что ее разорванная юбка задралась намного выше колен.

Она хотела привести себя в порядок, но он продолжал держать ее за руки, затем притянул их к себе со словами: