Счастливая Женька. Начало
Шрифт:
Сейчас Женька с благодарностью вспомнила про деньги, которые ей оставила мать Лёни и вызвала такси. Да и с Лёней надо помягче, – а то «иди Лёня, потом Лёня, я плохо себя чувствую, Лёня..», – а он, молодец, работу хорошую нашел, ни единым словом не упрекнул её, ни разу, волнуется, переживает.Все-таки как Эле удаётся, думала она, удобно расположившись на заднем сиденье иномарки, всегда оставлять о себе неизгладимое, буквально феерическое впечатление ивселять непоколебимую уверенность в том, что она посланный небесами ангел, который только и думает о благополучии, здравии и личном счастье человека, с которым говорит в эту минуту?!Даже Женька, которая давно знала, что это совсем не так, что Элеонора фальшива и эгоцентрична от самой своей златовласой макушки до пяток, регулярно попадала под её обаяние и искренне верила каждому
Такси остановилось у дома, в котором вырос её муж, и в котором она за семь лет, была считанные разы. Женя нажала кнопку звонка, ничего не услышала, – сломан, наверное,подумалось ей. Негромко постучала, затем услышав доносившуюся музыку, нажала на ручку двери, та бесшумно открылась. Музыка и невнятные глухие звуки шли из самой дальней комнаты, – мастерской, вспомнила Женя, она была там только один раз, когда Элеонора устроила небольшой, светский фуршет-выставку, по случаю очередной годовщины смерти Лёниного отца. Женя толкнула дверь мастерской и тут же подумала, что сошла с ума. Потом, миллион раз восстанавливая по крупицам все фрагменты этого посещения, она все время жалела только об одном, – Почему, ну почему она не постучала в дверь мастерской, а сразу её распахнула?! Хотя сама же себе и отвечала, – а чтобы это изменило? Дверь была приоткрыта, и вообще, – ещё не трогая её, Женя была уверена, что то, что за ней находится, она вряд ли забудет. Она не только не забыла, но то, что она увидела, перевернуло её жизнь навсегда. Так меняет привычную жизнь, неожиданно ворвавшееся известие о смерти близкого, или внезапная катастрофа участником или жертвой которой становишься ты сам, или смертельный диагноз в истории болезни любимого человека. Женька застыла на пороге и целую вечность не могла понять, что происходит. На широкой тахте расположенной слева от двери в мастерскую, лежала совершенно нагая Элеонора, широко раскинув свои длинные ноги, между ними Женька, как в тумане, разглядела вьющийся Лёнин загривок, в который Эля запустила все свои десять ярко-алых ноготков. Первой её увидела свекровь, подмигнув невестке и сладострастно изогнувшись, она медленно провела рукой по своей белоснежной, в голубых ручейках вен, тяжелой груди.Женька хрипло, с каким-то противным, чавкающим звукомвскрикнула, зажала сама себе рот рукой, и с вытаращенными, немигающими глазами бросилась к выходу. Она смутно помнила, что вскочил Леня, что-то ей кричал и одновременно пытался натянуть джинсы, что-то сзади упало и разбилось, помнила смех и томный голос Элеоноры, пока, наконец, не вылетела на улицу и не остановилась прямо перед таксистом, который вез её сюда. Ей показалось, что прошло не меньше часа, однако её не было всего несколько минут.
– Ну, что, куда дальше? Муж-то, как? Едет? – она догадалась, что, по-видимому, не стала отпускать такси и успела сообщить, что приехала за мужем. Но она совершенно не помнила этого, не узнавала свои «больничные» пакеты на заднем сиденье, как и не узнавала самого водителя.
– Что с вами, – привидение увидели? – растянув губы в щербатой улыбке спросил таксист, – Такая веселая была, когда сюда ехали, – что, муж не ждал, поди!? – парень искренне радовался собственному остроумию.
Женька криво улыбнулась и выдавила: Да нет, он не едет, он… не может, – они сели в машину, – На Октябрьскую, пожалуйста, я скажу где…
30 октября 1997 года у Женьки начался первый в её жизни запой. Она ехала в такси после кошмарной сцены в мастерской к единственному человеку, которого могла бы сейчас выдержать рядом – Тусе. Деловитая, умная и смышленнаяТуся, не будет лезть к ней с расспросами и советами. Как раз то, что нужно Женьке сейчас. С ней можно говорить и молчать с одинаковым комфортом. Первый стакан водки Женька маханула ещё в чебуречной, вызвав живой интерес у некоторых посетителей. Затем она велела остановиться у магазина, где стопроцентно имелся вино-водочный отдел, и купила несколько бутылок вина и рябины на коньяке.
– Хорошее применение денег, полученных от Элеоноры – пронеслось у неё в голове. У таксиста настроение испортилось, когда она, звеня бутылками, плюхнулась на сиденье. Он хмуро молчал до самого Тусиного дома и даже не поблагодарил, когда она расплатилась, щедро округлив цифры на счетчике. Он нетерпеливо
Наташа Морозова, она же Натуся, она же, в совсем усеченной и самой в отношении её, употребляемой форме, которое ей, пухленькой и маленькой блондинке со смешными завитками-кучеряшками на висках и затылке, очень шло – Туся, дома отсутствовала, так как была на работе. Но жила она со своей бабушкой, которая и впустила Женьку, так как хорошо её знала. Считалось, что бабушка очень больна, какой-то непонятной, загадочной болезнью, которая не позволяла ей уже много лет не то, чтобы работать, но даже поддерживать свою квартиру и саму себя хотя бы в относительной чистоте и порядке. Однако заболевание это совсем не мешало ей следить за новостями из области шоу-бизнеса, живо интересоваться частной жизнью знаменитостей, а также их, не всегда касающимися творчества, сомнительными достижениями. Нина Ивановна обрадовалась, открыв дверь:
– Ой, Женечка, молодец, что зашла, Тусечка скоро вернется, проходи, – она запахнула черный шелковый халат, с белыми ромашками, надетый прямона грязноватую ночную сорочку и вытерла руки оподозрительной расцветки фартук, – Представляешь, – Нина Ивановна захихикала, как семиклассница, – У Льва Лещенко – 22 сантиметра! – бабушка с вызовом смотрела на девушку, в предвкушении бурной ответной реакции. Женька непонимающе смотрела на неё:
– Что 22 сантиметра?! Вы о чём? – порозовевшие щёчки и хитрый взгляд без тени смущениявыдавали бабулю с головой.
– Нина Ивановна, – укоризненно произнесла Женька, – Перестаньте вы читать этот мусор, фу!
Тусина бабушка, чуть потупившись, отвеларукой, с длинными, правильной формы, но с не слишком чистыми ногтями совершенно белые пряди волос, с прищуром глянула на Женьку и подмигнула ей, как верной сообщнице. Усадив нечаянную гостью к столу, на котором лежали старые газеты, захватанные грязными руками очки с треснутой оправой, тарелки с остатками еды, маникюрный набор с недостающими предметами, чайный гриб, темная отзастаревшего налета чашка, томик Мопассана, что-то ещё, чему Женька затруднялась дать название, Нина Ивановна, как всегда, произнесла: «Извини, тут немножко не убрано». Эту фразу она говорила и месяц, и год, и три назад, когда Женьке случалось бывать у них с Тусей. По навесным, когда-то белым шкафчикам деловито сновали взад и вперед орды тараканов. На полу не желательно было долго стоять: существовала большая вероятность устойчивого прилипания. Бедная газовая плита, со дня своего водворения в этой квартире, вряд ли была знакома хотя бы с самым примитивным моющим средством. Использованные спички после розжига, просто складировались тут же под конфорками, там же, где нашли свой приют всевозможные остатки готовящейся пищи, сгоревшего молока и прочая, прочая. «Почему Туська не наведет порядок, как же можно жить тут?!» – очередной раз подумала Женька. Время от времени Нина Ивановна зачем-то посыпала все это добро толстым слоем пищевой соды, на котором со временем формировался новый слой.
«Интересно, что они будут делать, когда этот слоеный пирог достигнет своей критической точки, то есть станет выше конфорок» – почему-то Женьке казалось это чрезвычайно важным.
– Нина Ивановна, а давайте я вам плиту отмою! – вдруг громко спросила Женька. Туськина бабушка замахала полными ручками и засмеялась, удивительно красивым грудным смехом:
– Что ты, детонька, что ты, я совсем недавно её мыла, не стоит, – тогда Женька, насчитавшая не меньше пяти «слоев», задумалась на секунду и выпалила:
– А знаете, у меня вино есть, хорошее, «Каберне» называется, давайте выпьем! – Женька проговорила это бодрым, радостным голосом и вдруг заплакала. Нина Ивановна растерялась, снова поправила свой халат, который упрямо расходился на груди, потом, как будто вспомнив что-то, просияла и сказала:
– Можно и выпить, только мне немножко, у меня же вегето-сосудистая дистония, ты знаешь, да? – Женька протяжно вздохнула, моментально почистила содой граненый стакан и чашку, липким ножом срезала капроновую пробку и разлила вино, одновременно кивая в том смысле, что, конечно знает про «ужасный» диагноз бабушки Нины. Женька выпила залпом пол-стакана вина и тихо сказала: