Счастливчик
Шрифт:
Директора точно что подтолкнуло к Кире. Он взял его за руку, притянул к себе, откинул ему кудри со лба.
— Вот это надо убрать завтра же! — произнес он, указывая на его волосы. — И помни, что в гимназии нельзя быть такой росомахой и позволять с собой делать, что только вздумается другим. А вы все, в наказание за шалость, останетесь на час после уроков сегодня в гимназии.
И сказав это, директор, делая строгое лицо, вышел из класса.
Лицо было строгое, а на губах его играла та же, чуть заметная, добрая улыбка.
ГЛАВА XV
— Ай,
— Ай, да девчонка!
— Молодец, овечка!
— Молодец, девчонка!
— Ура, Лилипутик!
— Не Лилипутик, а герой!
— Молодчинище, герой! Постоять сумел горой!
— Не выдал товарищей!
Все эти крики, сыпавшиеся со всех сторон, едва не оглушили Киру.
Мальчики теперь гурьбой толпились вокруг него, воспользовавшись минутой, когда директор вышел из класса в сопровождении Дедушки, которого он позвал за собой.
Кто-то полез на стол, потянулся к лампе и, стащив с нее костюм Счастливчика, подал его ему.
Опять проворные руки стали суетливо хлопотать вокруг мальчика, быстро одевая его.
Помидор Иванович, Янко, Гарцев, Голубин, черненький, как цыганенок, Малинин — все наперебой старались услужить ему.
— Если еще кто-нибудь когда-нибудь осмелится проделать с ним что-либо такое, я так отпотчую, что… — с пылающими щеками кричал неистово Ваня Курнышов.
Ваня не кончил. Кто-то отстранил его от Счастливчика, встал на его место и ударил легонько Киру по плечу.
Счастливчик поднял глаза. Перед ним стоял Подгурин. За ним Калмык, красный, как морковь, со смущенно бегающими маленькими глазками.
— Ты уж того… брат… прости, Лилипутик… — ронял смущенно Подгурин, — мы, брат, не знали, что ты такой рубаха-парень и герой.
— Лихой, брат, товарищ! — вторил ему и Калмык, просовывая под чьим-то плечом свою скуластую физиономию.
— Ты, брат, не взыщи, — ронял снова долговязый Подгурин, — прости… Не ладно у нас это вышло и с завтраком, и с костюмом. Или вот что, дай мне хорошего тумака, а я ни-ни… сдачи… Вот и будем квиты.
— И мне тоже! И мне тоже! — обрадовался Бурьянов.
Но Счастливчик никак не решался исполнить эту оригинальную просьбу. Между тем десятки рук успели одеть его, привести в порядок.
— Ну, вот, — как ни в чем не бывало радовались мальчики. — Ну, вот! Ну, вот! Теперь хоть не только директор входи, а и сам министр. Милости просим! Все в исправности!
— Братцы! Я предлагаю качать Раева за его товарищеский поступок! — звонко воскликнул Помидор Иванович и, прежде нежели Счастливчик успел опомниться, подхватил его на руки.
Десятка четыре рук, маленьких и средних, чистых и грязных, щедро отмеченных чернильными пятнами, потянулись к Счастливчику. Его осторожно подбрасывали и раскачивали в воздухе и припевали со смехом и визгом:
— Слава — Лилипутику, слава! Слава —
Счастливчик, смеющийся, повеселевший, с растрепанными локонами и пылающим лицом принимал все эти знаки восторга.
Вернувшись с monsieur Диро домой, Счастливчик, не желая волновать бабушку и Лялю, рассказывая о первом, проведенном в гимназии, дне, умолчал об истории с костюмом и завтраком.
Одному только Мик-Мику, пришедшему к нему вечером репетировать уроки, поведал он все до капельки. Мик-Мик внимательно слушал своего маленького ученика и заставлял его повторять по несколько раз, что сказал директор, как отвечал ему Счастливчик, как его «чествовали» всем классом.
Счастливчик не скрыл ничего от Мик-Мика. Мик-Мик не выдаст, Мик-Мик не пойдет испуганный к бабушке, не захочет вступаться за него, Счастливчика, или жаловаться на негодных мальчуганов, как это, наверное, сделал бы monsieur Диро. Мик-Мик непременно желает видеть в Счастливчике маленького мужчину и всячески поддерживает это сознание и в самом Кире. Вот почему так любит Счастливчик своего молодого учителя, так искренен и откровенен он с ним.
В этот вечер, уставший от массы разнородных впечатлений, перенесенных за день, Кира уснул скоро, но тревожно. И снились ему веселые, шумные мальчики, длинный Верста, тихий Голубин, веселый, смеющийся Янко и милый, смелый и умный Помидор Иванович, с его открытым, честным, краснощеким лицом…
ГЛАВА XVI
Зима… Снег падает большими хлопьями… Точно большие белые птицы летают по воздуху и, бессильно распластав крылья, шлепаются на землю…
Разгуляй запряжен в санки и мчится, как бешеный, по мягкой, рыхлой санной дороге. Счастливчик едет в гимназию. На нем теплое, на беличьем меху, форменное пальто с огромным барашковым воротником. Воротник поднят, фуражка с выстеганным ватою дном нахлобучена на самые брови. Сверх фуражки и поднятого воротника еще башлык. Из-под них выглядывает, как гном из пещеры, крошечный, закрасневшийся на морозе, носик. Так укутала Счастливчика няня по приказанию бабушки.
Monsieur Диро тоже в теплой шубе. Но ему все-таки холодно. Он не привык к морозам. В Париже нет таких крепких, трескучих морозов.
И monsieur Диро зябко кутается в шубу, прячет свой длинный тонкий нос в ее воротник и то и дело ворчит недовольно, почему-то по-русски:
— Ой, этить рюской холодник!.. Совсем защиплевал мой носик!
Счастливчику делается ужасно смешно от этого замечания. Андрон же фыркает у себя на козлах.
Разгуляй думает, что это относится непосредственно к нему, машет хвостом и прибавляет ходу.
— Тпру! Чего ты! Блинов объелся, что ли! — кричит Андрон на Разгуляя.
Счастливчик хохочет неистово. Как тут не смеяться, посудите сами — видали ли вы лошадь, которая ест блины?