Счастливое число Кошкиной
Шрифт:
— Ик! — опешила я и подняла ладонь. — Я сейчас… Я буквально на секундочку…
Сбегала в комнату за распечатанным регламентом, нашла в нем названные пункты и подпункты и ошалело захлопала ресницами, прочитав два кусочка, которые Совунчик запомнил слово в слово. Для проверки попросила вспомнить еще три, выпадая в осадок после каждого, а Лука загоготал в голос, грохнул ладонью по столу и замотал головой:
— Только не спрашивай у него ничего про бассейн!
— А что с ним не так? — протянула я, и Лукашика порвало с первых, цитируемых Совунчиком, правил
— А-А-А-А!!! Гы-гы-гы!!! Хватит! Ден, блядь! У меня живот уже болит и щеки!!!
Мой мозг с какого-то перепуга категорически отказывался принимать уже подтвержденный факт фотографической памяти у Совунчика. И до того как запищал таймер духовки, я только и делала, что носилась из кухни к нему в комнату, брала первую попавшуюся книгу, называла страницу и истерично хихикала, слушая дословное цитирование. С указанием сносок, если они были, и знаков препинания. В одной, принесенной мной последней, на странице, номер которой назвала раньше, чем открыла, был оторван уголок, но и тут Совунчик убил меня:
— Если прижать, то будет видно “ись”, ниже “жа” и под ними край буквы “ё” со следующего листа.
— Пи-и-пе-ец… — протянула я, поднимая глаза на Совунчика и спрашивая, — Ты как с этим живешь? Это же… вообще пипец!
— Нормально, не жалуюсь, — пожал он плечами. — Я — бармен, и такая память мне только в плюс.
— Пипец, — повторила снова и посмотрела на Лукашика. — Ты тоже гений?
— Слава богу нет, — помотал он головой. — Я обычный человек и немного клаустрофоб.
— Ага, — нервно хихикнув, я отложила книгу на подоконник, достала из духовки поддон с мясом и принялась разворачивать фольгу, пытаясь увязать в логическую цепочку место работы и память Совунчика.
С такими возможностями ему стоило идти куда-нибудь в науку, но никак не работать в баре. Это же, как минимум, глупо. Я бы, наверное, так и поступила, поэтому и спросила:
— Совунчик, а почему ты решил стать барменом?
— Потому что это интереснее, чем всю жизнь чахнуть на кафедре. Ну и чаевые в баре пока никто не отменял, — усмехнулся он, подмигивая мне.
— В смысле, на кафедре? — переложив мясо на блюдо, я опустила его на стол и уселась на табуретку, подпирая ладонью подбородок.
— Ну-у-у, — протянул Совунчик, — меня приглашали преподавать, но я отказался.
— Почему?
— Гель, а ты представь себе год из года слышать и повторять одно и то же, — отрезав толстый ломоть, положил его на тарелку и передал Лукашику. — Один раз прикольно, два — уже такое себе, пять — задолбает, — еще один кусок опустился и перекочевал уже ко мне. — А бар… Блин, там всегда новые люди, общение…
— Чаевые, — вставил свои пять копеек Лука, и Денис кивнул:
— Да. Чаевые на кафедре никто не оставляет, а то, что приносят в конвертиках, называется взяткой и за это светит вполне себе нехилый срок, а я люблю вкусно поесть и не люблю вставать спозаранку. Поэтому и пошел в бармены. График, люди, общение…
— Чаевые, — снова вклинился Лукашик и зашипел, обжегшись о мясо.
— Спасибо, Люк. С первого раза
— В смысле? — я хлопнула ресницами, сперва покосившись на блюдо, решив, что он спрашивает про рецепт, а после, допенькав, что мясо ни при чем, покрутила пальцем у виска. — Совунчик, ты совсем дурак? Просто у меня парень — гений, а я об этом только узнала.
— Не гений, — отрицательно качнул он головой. — Помню чуть больше, чем хотелось бы, — нахмурился и произнес тоном профессора, — "Дезоксирибонуклеиновые кислоты — нуклеиновые кислоты, молекулы которых имеют вид двойной спирали и в состав которых входят фосфорная кислота, дезоксирибоза и азотистые основания — аденин, гуанин, цитозин и тимин. Содержатся главным образам в клеточном ядре, являясь основной составной частью хромосом. Материальный носитель наследственности.” — снова посмотрел на меня и спросил. — Вот зачем мне это на постоянку после девятого класса? А вся история из учебника? А то, что прочитал помимо школьной программы ради интереса? А правила переноса слов с примерами этого самого переноса?
— Охренеть, — выдохнула я, не найдя ничего более подходящего. — Пипец полнейший!
— Вот именно, — кивнул Совунчик. — Поэтому, бар, люди, общение и… чаевые, — произнес, опережая Лукашика, и засмеялся. — Да-да-да, я — меркантильная сволочь.
— И ничего ты не меркантильный! — надула я губы. — Меркантильные, если ты не знал, комнату за пять тысяч не сдают и за разбитое пиво из своих чаевых не платят.
— Ну да, — согласился он, улыбнувшись. — Сдал бы за десять, хрен бы ты меня так кормила?
— Вот ты… Храпозавр! — засмеялась я.
— Приятно познакомиться, мисс Жираф, — кивнул Совунчик, изображая полупоклон. Скосил взгляд на, торопливо уплетающего свою порцию мяса, Луку, и шепотом, будто по секрету спросил. — А он у нас тогда кто?
— Лукашик? — повернувшись к застывшему с поднесенной ко рту вилкой парню, посмотрела на него, прищуриваясь, и предложила. — Поползень?
— С какой, блин, радости? — поперхнулся он.
— С той, что иногда приползаешь очень не вовремя, — засмеялся Совунчик и остановил поднявшегося было друга. — Да сиди ты уже. Вы посмотрите какой обидчивый Поползень попался. Да, мисс Жираф?
— Полностью согласна, мистер Храпозавр! — кивнула я и придвинула к Лукашику салатник. — Да ешь ты спокойно, Поползунчик. Никто тебя никуда не гонит.
— Но и задерживаться не просит, — негромко пробурчал Совунчик и посмотрел так, что у меня вспыхнули щеки.
И вроде бы ни я, ни Совунчик больше не подтрунивали над Лукой, только он торопливо проглотил ужин и засобирался домой. Даже зачем-то предложил забрать с собой Текилу, ускакавшую со своей резиновой курицей в комнату Дениса. Схватил куртку, пулей выскочил за дверь в тапках, вернулся после окрика переобуться и снова выпрыгнул за порог, бросив короткое: