Счастливые шаги под дождем
Шрифт:
– Послушай, мама, мне это совсем не трудно. Мне нужно купить новое белье, и ты поможешь мне его выбрать. Поехали, хорошо проведем время.
Элис помолчала немного.
– Я подумаю, – сказала она.
С их возвращением в Гонконг опасения Джой по поводу ее стеснительности в обществе, как это было у нее в юности, не оправдались. А вот трудности общения с матерью никуда не делись. Хотя мать почти не вмешивалась в ее дела – Джой даже приходилось уговаривать Элис составить ей компанию, – поджатый рот матери по-прежнему выражал неодобрение или разочарование, к которым примешивались мученичество, а также неприкрытая ревность. Когда Эдвард, приехав домой с верфи, позволял себе в отношении жены нечто большее, чем чмоканье
Джой пыталась вникнуть в это, но, как она сказала Эдварду, зачем подавлять свою радость, только чтобы мать пребывала в хорошем настроении.
– Знаю, – сказала она Элис вскоре после поездки без нее на рынок в Стэнли, когда та с плохо скрываемым неодобрением ощупывала новое белье. – Может быть, поможешь мне найти прислугу?
– Какого рода прислугу?
– Не знаю, – устало произнесла Джой. – Кого-нибудь, кто помогал бы по хозяйству. Со стиркой, например. Я и не представляла, как часто Эдвард будет менять рубашки при такой влажности.
– А кто занимается стряпней?
– Я, – словно оправдываясь, ответила Джой. – Ну, когда нет званых вечеров. Мне очень нравится готовить для него.
– Тебе понадобится прачка, а также прислуга номер один для готовки, – твердо произнесла Элис, проникшись проблемами Джой на хозяйственном фронте. – А потом прислуга номер один будет ухаживать за детьми, когда они появятся.
Элис, казалось, не заметила брошенного на нее острого взгляда Джой.
– Вот, – сказала она, листая маленькую записную книжку в кожаном переплете, – у меня есть прачка Мэри из Козуэй-Бей, которая ищет работу. Я записала ее телефон на прошлой неделе, потому что Бей Лин становится невозможной. Пусть знает, что ей можно найти замену, невзирая на то что она служит у меня очень долго. Знаешь, она изменилась, с тех пор как умер твой отец. Определенно погрустнела. И кажется, Джуди Бересфорд говорила, что знает хорошую прислугу, чьи хозяева собираются уехать. Позвоню ей и узнаю, ищет ли она работу. Она тебе очень пригодится. – Помолчав, Элис взглянула на Джой, подозрительно нахмурив брови. – Если, конечно, я не мешаю тебе, – добавила она.
– Хорошая новость про рубашки, – похвалил Эдвард за ужином. – У тебя много достоинств, дорогая моя, но стирка к ним не относится. Я уже стал подумывать, что сам этим займусь. Но к чему нам еще одна прислуга? Детей у нас вроде нет.
Джой подняла глаза от тарелки.
Эдвард встретился с ней взглядом. Потом долго смотрел на стол перед ней.
– Почему это ты не пьешь вино? – спросил он.
Кейт стояла у двери, из коридора наблюдая, как ее мать и дочь сидят, почти соприкасаясь головами, и рассматривают одну из коричневатых фотографий, которую Джой держала в загрубелых руках. Сабина, склонившись над снимком, восклицала, что старая белая машина «такая клевая», а Джой со смехом рассказывала о том, как боялась ездить по дорогам Гонконга, людным уже в те времена.
– Я только что научилась водить машину, – говорила она. – Инструкторы были дорогими, и меня учил твой дед, которому часто приходилось стискивать зубы. И после мы всегда останавливались выпить сухого бренди.
Кейт поднялась наверх в поисках Сабины, которая обычно либо ездила верхом, либо уединялась с бабушкой или дедом – читала деду, а бабушку забрасывала вопросами о жизни
Но Сабина, похоже, редко это делала. И Кейт убеждала себя, что не столько обижена – дочь с тринадцати лет отказывалась проводить много времени с матерью, – сколько смущена пристрастием Сабины ко всему ирландскому. Она, не смущаясь, тепло обнимала бабушку и деда, проявляла неправдоподобную любовь к серой лошадке и, что самое удивительное, отказалась от городской потребности быть крутой. Ее даже не волновало, что кроссовки у нее испачканы грязью. Но Сабина также не скрывала раздражения в ответ на попытки Кейт помочь, например отнести отцу поднос с ланчем или почитать ему вместо нее.
– Теперь Сабина относится к нему собственнически, – с одобрением произнесла миссис Х. – Ни за что не подумала бы, что она так сильно переменится.
Миссис Х., с ее здравым умом и душевным теплом, уверяла Кейт, что ее дочь совсем недавно почувствовала себя в Килкаррионе счастливой. Но с другой стороны, Кейт, ощущая себя отвергнутой и неадекватной, наблюдала, как Сабина разговаривает с миссис Х.
В их отношениях настал момент потепления, когда однажды вечером Кейт зашла в комнату Сабины и сообщила ей, что они с Джастином расстались. Она подумала, что должна об этом сказать, но немного опасалась, что это будет воспринято как очередное потрясение в жизни дочери и что сама она расплачется, если не будет краткой и сдержанной. Но Сабина лишь притихла, будто давно ожидала это услышать, а потом с удовлетворенным видом сказала, что это совсем не сюрприз.
– Значит, ты не возражаешь?
– Почему я должна возражать? Он такая задница.
Кейт чуть не вздрогнула от резкого замечания Сабины. Она уже успела отвыкнуть от «деликатного» обращения дочери со словами.
– Так ты думаешь, я поступила правильно?
– Почему меня должны волновать твои поступки? Это твоя жизнь. – Сабина отвернулась, как будто собиралась читать книгу. – Как бы то ни было, я ожидала чего-то подобного, – пробормотала она, уставившись на страницу. – (Кейт села, не сводя глаз с лица дочери.) – Что ж, тебя не хватает надолго, верно? Ни один из твоих романов не длился долго. Не так, как у бабушки с дедушкой.
Эти тихо произнесенные слова огорошили Кейт, и она, сильно уязвленная, вышла из комнаты. С того момента Сабина стала обращаться с ней более мягко, поняв, что была чересчур резка, но при этом по-прежнему чувствовала себя свободнее со всеми остальными обитателями усадьбы.
Проведя все утро в поисках дочери, Кейт с удивлением обнаружила ее в кабинете.
Глядя, как бабушка с внучкой сидят рядом – умиротворенные, довольные обществом друг друга, не такие, как при общении с ней, – Кейт почувствовала комок в горле и детскую обиду, что ее все позабыли. Повернувшись, она тихо закрыла за собой дверь и стала спускаться по лестнице.
Знай Сабина о слезах, которые в одиночестве проливала мать, она бы, возможно, испытала чувство вины или желание утешить ее – в конце концов, она не была злой девочкой. Но ей было шестнадцать, и на ум приходили дела поважнее, вроде того, идти или не идти на свидание с Бобби Макэндрю. Он позвонил через два дня после охоты – Сабине понравилось, что скоро, но не сразу, – и предложил пойти в паб, или в кино, или куда она сама захочет. Джой, ответившая на звонок, передала трубку побледневшей Сабине со словами, что звонит один из ее дружков. Бобби, услышавший это, засмеялся и сказал: «Говорит твой дружок Бобби». Первый шаг был сделан, и Сабине уже не казалось чудн'oй мысль о том, чтобы пойти на свидание с ирландским парнем.