Счастливый доллар
Шрифт:
– Какая старушка?
– С козами. Она живет в деревне. И про Матюхиных рассказала, только… она врала. Пожалуйста, поверьте мне! И Ядка сказала, что про меня спрашивали, только не Варенька и не этот, который старый. Молодой спрашивал. Он их обманул. И вас тоже. Он всех обманул. Вот, погодите.
Она вытряхнула фотографию, измятую, покрытую пятнами, как шкура далматинца. И лица на снимке тоже выглядели пятнами, случайными и бессмысленными.
– Я про всех узнала. Вот это Вера, она умерла. И Илья
Узнать кого-либо сложно, и чем всматриваться, проще выпихнуть настырную девку из машины, пусть катится на все четыре и достает своими фантазиями кого-нибудь другого.
– А это Антон. Антошка. Вот он, рядом с Олегом. Что с ним стало, а? – она настойчиво тыкала снимком в лицо, и Серега, отобрав фото, сделал вид, что рассматривает.
Неинтересно.
Или интересно? Тому мужику было хорошо за тридцать, а Антошке с фотографии не могло быть тридцати. Двадцать два или двадцать три. И телосложение у него типично астеническое. Пальцев не разглядеть, но…
– Он их всех обманул. И Семена тоже обманет. Он туда полез, а я потом подумала, что одному нельзя! Семен сильный, но доверчивый, а этому доверять нельзя! Он Семена убьет, если вы не поможете! Пожалуйста, помогите… хотите, я заплачу, – девка вытащила из-за пазухи пачку купюр и принялась совать в руки, как недавно совала фотографию.
– Убери, – велел Серега, заводя машину. Правда в ее словах или фантазия бабская – еще вопрос. Но проверить следовало. В конце концов, что он потеряет, потратив час-полтора времени? Ничего. А совесть спокойна будет.
– Пожалуйста, – повторила она, хватаясь за руку. – Он же убьет Семена! Он же сумасшедший!
Дуло смотрело в колено, с той же насмешкой, что и человек, его державший. Семен ничуть не сомневался, что стоит дернуться, и вылетит пуля. И уж куда она попадет – в ногу, в руку, в голову, раз и навсегда избавив от боли, – дело десятое.
И понимание это убило страх.
– Тебе просто надоело ждать, когда тебе дадут твою долю. Или ты понял, что ее не дадут никогда, а стоит дернуться – прибьют. И ты решил действовать.
– Не я решил, – поправил Антошка. – Они решили. Варенька – избавиться от Олега. Олег – избавиться от Вареньки. А старый хрыч – от всех нас разом. Мне осталось лишь ударить и отойти в сторону. Они считали меня полудурком. Варька прятала свои секретики, фетишистка ненормальная, Олежка баб водил, пока не появилась одна, которую не привел… тогда-то я понял, что скоро начнется. Но ты говори. Нам интересно. Нам ведь интересно?
Марина медленно кивнула. Истеричка! Дура психованная, которая сама не понимает, во что влипла! Но молчать нельзя. Говорить. Тянуть время. Вдруг да Сергей успеет…
– Ты убил Олега. Забрал деньги. И дал остальным разбираться между
– Кор-р-ректировал… красиво звучит. И точно. Но деньги я не брал. Зачем мне деньги? Я свободы хотел от них всех, чтоб как Клайд… А карточку банковскую Варька прихватила с самого начала. И монету тоже. Но монету я подменил. Там, в мастерской. Она думала, что мне интересно с ней спать, а я хотел получить свою монету. И Пантелею подсказать, где искать виноватую… Все было рассчитано, но тут ты появился. Мелочь вроде, но мелочь к мелочи и…
Мелочь к мелочи. В мелочах Бог, поэтому его никто не замечает.
– Пришлось все менять. Умереть вот, чтоб отвадить от норы. Сгореть. Варька удивилась бы, узнав, что на нее и это дело повесили. Варька не собиралась меня убивать, во всяком случае в тот раз. Она просто ушла. А мастерская просто загорелась. А тот урод давно меня доставал, вот я его и… картин жалко. Но я новые напишу. С Мариной.
Зрачок дула медленно поднимается от колена, на миг замирает, нацелившись на пах, и вихляет в сторону. Возвращается. Смотрит в живот.
Говорят, если в живот, то больно…
Выше. В грудь, чуть левее, чтобы точно в сердце.
– Варька думала, что главное – это карточка и деньги на ней. Берегла. И я честно оставил ей ее драгоценную карточку, положил рядышком. И вот как ты думаешь, ее сломали или выкинули? Или кто-то припрятал, чтобы через месяцок-другой снять наличку? Он рассчитывает на сотню-другую рубликов, а получит… много получит. И сто пудов решит, что ему сказочно повезло. И будет в чем-то прав. Деньги – ничто. Везение – вот что важно.
На второй руке блеснула монета:
– Орел? Решка?
– А на что играем?
– На шанс. Я знаю, куда стрелять, – поясняет Антошка, хотя его пояснения не нужны. – Но стрелять скучно. Стреляться веселее.
Шанс… орел-решка, аверс-реверс, игра, которая не надоедает, но правды в ней нет.
– Ну так что?
Подпрыгнув на ладони, монета легла. Как – не разглядеть.
– Орел, – сказал Семен наугад. И по радостной улыбке Антошки понял – угадал.
– Ну что, везунчик, пойдем?
Сердце ухает, проглатывая нежданную отсрочку. Радоваться ей? У надежды горький вкус. И где Серега? А если Агнешка его не нашла? И если он отмахнулся от Агнешки. И… и самому звонить надо было, Семен Семенов. Так нет же, погеройствовать захотелось, лавровых венков в жизни не хватало. Будут теперь венки. С черными ленточками и готическим шрифтом: «От друзей…»
Вышли в коридор. Потом налево и направо, очутившись в пустом зале. Актовый? Бальный? Огромные окна и пустые стены. Кое-где поблескивают осколки зеркал. Под потолком знакомо курлычут голуби, под ногами скрипит древний пол.