Щедрый буге
Шрифт:
После чая старик вкрадчиво спросил меня, дружески подмигнув:
– - Ай бе?
Это выражение мне было знакомо и перевода не требовало.
– - Анчи, анчи. Элэ!
– - твердо ответил я, зная, что если стариков вовремя не остановить, то они будут бражничать до утра, а днем стонать от головной боли.
Докурив еще раз, охотники опять принялись за мясо. Ахи ел, облизываясь, сочно причмокивая, обсасывая каждую косточку, но обиженный на меня, бурчал:
– - Не мог чушка убивай. Секач деревом пахни.
Мне не хотелось спорить. Я радовался замечательным трофеям --
Но стариков терзали совсем другие мысли. Лукса, уже изучивший мой характер, начал издалека.
– - Слыхал, на севере якуты огненный гриб жуют. С собой носят в кожаном мешочке.
– - Какой такой гриб?
– - изумился Ахи.
– - Мухомор сушеный. Не всякий. Серый, кажется, годятся. Захотел веселиться -- пожевал. Говорят, лучше водки -- голова утром не болит.
– - О, шибко хорош гриб!
– - Вот ты, Ахи, -- продолжал Лукса, -- кабана ругаешь, а зря. Хороший кабан. Такого большого кабаньего сердца я еще не видел. Ты, Ахи, наверно, тоже не видел?
– - Чего так говори?
– - запальчиво возразил старик, но Лукса успел перебить его:
– - Очень большой кабан. Давай, Камиль, выпьем за самого большого хорского кабана, -- и с чувством поднял пустую кружку. Ахи, так и не поняв трюк сотоварища, насуплено сопел:
– - Чего большой? Много больше гляди.
– - Ох, и хитрый шеф у меня, -- засмеялся я, уступая.
– - Хитрецы в стойбище спят, а дураки в лесу сидят, -- довольно хихикнул Лукса.
Ахи, оценив, наконец, ситуацию, преобразился, нетерпеливо заерзал и, что-то пробурчав набитым ртом, стал искать глазами свою кружку:
– - Твоя молодец, Камиль! Асаса!
– - примиряюще сказал он, вылив свою долю.
– - Беда, как хорошо. Дай, однако, табачку, моя кончался.
Воспользовавшись переменой настроения Ахи, я, подавая коробку "Золотого руна", спросил:
– - Ахи, как вы думаете, в чем секрет целебной силы женьшеня?
Подобревший старик не замедлил с ответом:
– - Женьшень корень ученый. Долго живи -- много знай. Своя сила хороший люди дари. Плохой люди не дари, -- раскуривая трубку, старик ненадолго примолк.
– - Одна ночь, -- продолжал он, -- цветок гори яркий огонь. Эта ночь корень копай -- любой болезнь лечи. Умер -- живой делай. Однако эта ночь корень трудно копай. Дракон береги. Только смелый дракон победи.
Беседовать с Ахи на отвлеченные темы мне доставляло огромное удовольствие. Опытный промысловик, знающий буквально все о повадках животных, народный делитель, шаман своего племени обо всем остальном он имел наивно-детские представления.
– - Ахи, а вы верите в загробный мир?
– - Чего такой?
– - заморгал он.
Лукса, жестикулируя больше обычного, стал объяснять ему по-удэгейски. Старик понимающе закивал:
– - Я так знай: умри -- под земли ходи. Под земля все живи. Река, тайга, звери, нижний люди. Только обратно живи. Старика молодой делай. Моя скоро туда ходи. Котомка готовил.
– - А как же вы попадете туда?
– - Вход
– - Какую лыжню?
– - не понял я.
– - На небе звездную дорогу замечал? Это лыжня к нижним людям. Там, где она в горы упирается, там как раз вход, -- вмешался Лукса.
– - А я вот слышал, что у вас умерших на деревья кладут.
– - Зачем деревья? Земля ложи. Деревья только детка ложи. Земля детка ложи -- мамка больше детка нет. Мамка роди -- сильно кричи, -- продолжал разговорившийся Аки, -- маленький юрта ходи. Одна промышляй. Шибко трудно роди. Моя старший мамка умри, детка умри.
– - Так это у вас вторая жена?
Ахи внимательно посмотрел на меня сбоку.
– - Мужика всегда два мамка бери. Самый худой мужика одна бери, -ответил старик.
– - Зачем так говори? Одна!
Поняв, что обидел старика, я постарался отвлечь его, сменив тему разговора.
– - Ахи, а вы к какому роду принадлежите?
– - Киманко я. Лукса -- Кяляндзюга. На Хоре два рода. Больше нет. Раньше люди много живи. После худой болезнь умри. Кто один тайга живи - живой ходи.
– - Зато прежде зверя, наверно, больше водилось?
– - О! Беда как много было, -- возбужденно закивал старый охотник.
– Кабан, олень, куты-мафа, медведь шибко много было. Только соболь мало. Ружье не купи -- дорогой, собака! Сангми делай. На большой зверь -- большой сангми -- "пау" делай. Зверя много, ружья нет -- кушай мало.
– - А сколько же вы в те времена соболей добывали?
– - Говорю, мало соболь живи. Два-три лови. Больше не лови. Соболь перевал живи. Шибко трудный охота. Один год пять лови. Второй мамка бери. Думал -- новый котел, топор купи. Хуза все брал Что делай без ружья?!
Проговорив так допоздна, легли спать. А я еще долго лежал, перешивая заново события памятного дня.
* ЧАСТЬ II *
...Узнав тайгу, нельзя забыть ее.
Ю. Сотников
ХУДАЯ ВЕСТЬ
Старики ушли в стойбище встречать Новый год. Пират увязался за ними -проведать гвасюгинских дружков. Мне же не до праздников. Нужно работать и работать. План горит. Но новых следов мало. За два дня нашел всего четыре тропки.
Все же до чего хорошо, что есть у нас зима, ложится снег, трещат морозы. Жителям жарких стран я нисколько не завидую. Никакого разнообразия -- круглый год одно и то же -- бесконечное лето, пекло без всякой передышки. А ведь, не познав холода, трудно по достоинству оценить тепло.
И осмелюсь не согласиться с утверждением, что зимой в тайге скучно и жизнь в ней замирает. Бесспорно, летом она богаче, многообразнее, но зато недоступна взору. Это только на первый взгляд стоит тайга сурово, угрюмо, незыблемо, ничего в ней не меняется. Наблюдательный же человек может заметить много перемен даже в течение одного дня. Зимой жизнь тайги -- как на ладони, и ничего невозможно утаить. Каждый след, каждая тропка может поведать удивительные истории. Да и мы сами сколько наследили в окрестностях Буге. Если посмотреть сверху, так вея тайга, наверное, словно пирог, изрезана на мелкие ломтики колеями от ваших лыж. Следы эти сейчас зримы, вещественны, но пригреет солнышко, и они исчезнут.