Щедрый Буге
Шрифт:
– Зверь не глупый. Ему плохо не делаешь - он не трогает.
Но случается же, что хищные звери нападают на человека.
Неправда! Сказки это. Нападает когда защищаться надо. Что, колонок или норка опасные звери? Но и они, если бежать некуда, могут броситься на тебя. Однако один хуза в тайге есть - шатун. Очень ненадежный зверь, ёлка-моталка. Он может напасть.
лесу, после ночного снегопада, никаких следов. Лишь снежные "бомбы", сорвавшиеся с ветвей, успели кое-где испятнать бугристыми
Разошлись рано, хотя можно было и не ходить - капканы лучше ставить на второй-третий день после снегопада. За это время зверьки наследят, и сразу видно, где постоянные, излюбленные проходы, а где случайный след.
Откопал, проверил старые капканы. В два попались мышки, Лукса говорит, что я слишком чутко настраиваю сторожок и поэтому он срабатывает от веса даже таких крохотных грызунов. У одного шалашика с приманкой норка пробежала прямо возле лаза, но в него даже не заглянула - сытая. В тайге нынче все благоденствуют. Бедствуют только охотники.
Лукса весь день гонял косуль. Дважды ему удавалось приблизиться на выстрел, но оба раза пуля рикошетила о насквозь промерзший подлесок.
– Косулю хорошо с собакой гонять,- сетовал бывалый промысловик,- она круг делает и на то же место выбегает. Тут ее и бей.
– Чего ж тогда Пирата не взял?
24
Он дурак! Только по зрячему идет. Встретит другой след, отвлекается и уходит по нему до следующего.
УРАГАН
Седьмое ноября! По всей стране торжества, а у нас обычный трудовой день. Я нарубил приманки и пошел бить новый путик по пойме Хора, но вскоре пришлось вернуться, чтобы надеть окамусованные* лыжи. Из-за выпавшего снега пешком ходить стало невозможно.
Если бы таежники знали имя человека, первым догадавшегося оклеить лыжи камусом, то они наверняка поставили бы ему памятник. Короткие, жесткие волосы камуса надежно держат даже на самых крутых склонах. При хорошем камусе скорее снег сойдет со склона, чем лыжи поедут назад. Правда ходить на таких лыжах без привычки неловко, надо иметь определенный навык. Поначалу я тоже шел тяжело, неуклюже.
Порой приходится читать в книгах "охотник, лихо скатившись с сопки, помчался к зимовью". Хочется верить, что где-то это и возможно, но только не в сихотэ-алинских дебрях. Попробуй скатись, когда выстроились один за другим кедры, ели, пихты, ясени, а промежутки между ними затянуты густым подлеском, переплетены лианами.
За ключом, на вздымающемся к востоку обширном нагорье, появились миниатюрные следочки кабарги - самого крошечного и самого древнего оленя нашей страны. Изящный отпечаток маленьких копытец четко прорисовывался на снегу. Кабарга испетляла всю округу в поисках своего любимого лакомства - длинного косматого лишайника, сизыми прядями свисающего с ветвей пихт и елей.
Лукса рассказывал, что раньше охотники даже специально валили такие деревья и устанавливали самострелы, натягивая на высоте локтя волосяные нити. Слух у кабарги острый. Она издалека слышит падение дерева и приходит кормиться. Неравнодушны к этому лишайнику и многие другие
25
обитатели
Среди оленей кабарга примечательна отсутствием рогов. Этот существенный недостаток возмещается острыми саблевидными клыками, растущими из верхней челюсти. И хотя по величине они не могут соперничать с клыками секачей при необходимости кабарожка может постоять за себя, ведь длина ее клыков достигает десяти сантиметров.
*Окамусованные - оклеенные камусом. Камус - шкура с голени лося или изюбря. Можно использовать и лошадиный камус. Он тяжелее, но лучше других скользит по снегу.
Охотиться на кабаргу без хорошей собаки - бесполезное занятие. Благодаря чрезвычайно острому слуху она не подпустит охотника на выстрел. Поэтому я, не задерживаясь, зашагал дальше, сооружая в приглянувшихся местах амбарчики на соболей и норок. Чтобы привлечь их внимание, вокруг щедро разбрасывал накроху - перья и внутренности рябчиков.
На становище вернулся, когда над ним уже витали соблазнительные запахи жареного мяса. Лукса колдовал у печки, готовя праздничное угощение - запекал на углях жирные куски кабанятины, сдобренные чесноком.
После праздничного ужина мы с особым удовольствием слушали по транзистору концерт. Но перед сном приподнятое настроение было испорчено - хлынул дождь.
Когда таймень хочет проглотить ленка, он обдирает с него чешую, - в мрачной задумчивости произнес Лукса, и тут же спохватившись, добавил: - Ничего. Терпеть надо. Жаловаться нельзя, елка-моталка. Поправится еще погода.
После дождя снег покрылся ледяной коркой, и я с утра остался в палатке, тем более, что нужно было заняться и хозяйственными делами. Невольно подумалось о рябчиках*. Смогут ли бедолаги пробить корку льда и выбраться из снежного плена? К полудню начался снегопад, а часом позже с
* Зимой рябчики (так же как тетерева и глухари) ночуют в снегу
26
горных вершин донесся нарастающий гул. Деревья беспокойно зашевелились, зашушукались, и вскоре налетел, понесся в глубь тайги могучий порыв ветра. Зеленые волны побежали по высоким кронам елей и кедров, сметая новенькие снежные шапки. Воздух на глазах мутнел, становился плотным, тяжелым. Шквал за шквалом ветер набирал силу и, наконец, достиг резиновой упругости. Тайга напряженно стонала, металась, утратив свои обычные величие и покой. Деревья шатались, скрипя суставами, как больные. По реке тянулись длинные космы поземки. Недалеко
хлестким, как удар бича, треском повалилась ель. А два громадных ясеня угрожающе склонились над нашим матерчатым жилищем.
Залив нещадно дымящую печь и захватив спальный мешок, я с опаской выбрался наружу. Ураган, видимо, достиг наивысшего напряжения. Вокруг творилось что-то невообразимое. Было темно, как ночью. Небо смешалось с тайгой. Все потонуло в снежных вихрях, сдобренных обломками веток, коры и невесть откуда взявшимися листьям. Постоянно, то в одном, то в другом месте падали деревья. На фоне несусветного рева казалось, что они валятся бесшумно.