Щекотка ревности
Шрифт:
Это была моя любимая левая рука!
От горизонтального удара, который должен был меня располовинить, я спасся лишь тем, чем брызнул прямо в рожу Законнику кровью из культи, одновременно превращая жизнетворную жидкость в десяток крипов, один из которых сумел сдохнуть в раззявленом рту макабрца. Заодно какое-то количество моей крови попало тому на лицо и в пасть, частично вспыхнув с едким дымом, а частично оставшись в первоначальном состоянии. Пинок в душу одержимого Матерью-Магией — и плюющийся урод улетает назад в траву.
А я бегу к ахорсу.
Быстро бегу, но успев подхватить руку, принесенную одним из
Это смерть.
Разогревшийся на груди Камень-Кровавик, щедро делящийся со мной живительной энергией — это жизнь.
Добежать до своей лошади я не успел, в спину со страшной силой впечатался арбалет Законника, так что остаток пути я летел, подавившись начитываемым заклинанием. Впечатавшись лицом в ничем не пахнущую лошадь, я с воем натянул назад слетевший от удара капюшон, а затем, проскочив под брюхом у ахорса, сорвав с седла зачарованную флягу с кровью, один из подарков из Брайзена. Её я собирался швырнуть в лицо нападающему Законнику, но…
…оба душелова выбрали именно этот момент, чтобы налететь на человека с Макабра, пытавшегося нагнать меня. Завязалась свалка, в которой две оранжевые молнии водили хороводы вокруг отмахивающегося мечом человека, еле-еле успевая ускользать от его ударов. Законник больше не орал и не ругался, и это было плохо.
Я быстро выплеснул треть фляжки на плечо там, где оно рассталось с рукой, а все остальное всосал в себя с такой силой, что серебряные бока посудины с хлопком деформировались. Требовалось сверхусилие на то единственное, что могло меня спасти, и я использовал каждый гран времени, чтобы дать себе больше шансов на исполнение задуманного. План был поверхностен, но ничего, кроме этого, у меня больше не было в заначке.
Законник отмахивался от котов, умудрившись серьезно ранить одного, но вместо того, чтобы пытаться добить второго, ринулся на меня, спрятавшегося за ахорсом и зачитывающего заклинание. Кинулся, не обращая внимание на душелова, прыгнувшего ему на загривок и начавшего драть плоть. У меня была секунда, может, полторы, чтобы дочитать заклинание, чего явно было недостаточно, но весь секрет был в том, что я…
…не читал заклинаний. Просто бормотал под нос чушь, чувствуя, как печет лицо, руку и грудь, а задница готова переломить титановый лом.
А когда пришла пора, да еще и кот догадался мазнуть лапой по роже Законника, пытаясь выцарапать тому глаза, я кинул во врага свою лошадь.
Люди. Они ограничены своими возможностями, живут, подсознательно не выходя за их пределы. Не за те, за которыми рвется плоть и мышцы, ломаются кости, а те, которые выставлены в их голове для того, чтобы этих травм не было даже близко. Мы, чудовища, сделанные из людей, можем научиться со временем обходить эти пределы, усиливая себя сверх меры чужой кровью и энергией.
У меня времени было достаточно.
Корпус низко брошенного алхимического коня впечатался прямо в сияние на лице Законника, а затем, повинуясь таким бессердечным сукам как гравитация, физика и инерция, сшиб человека с ног, рушась с ним на траву и придавливая его к земле. Такой мягкий удар, пусть и дезориентирующий своей внезапностью, никак не смог бы нанести заряженному неизвестной силой макабрцу вреда, но этого и не требовалось.
Вред
Пока они, налившиеся черным цветом, не начали рассыпаться пеплом, а ахорс, с торчащим сквозь него клинком, не начал вставать.
— Ненавижу такое… — прохрипел я, оседая на траву и глядя на здорового кота, бегущего выяснять что там с собратом, — Ни поговорить, ни удрать…
Но разве тут посидишь?
Оппенгеймеру… или Хуммельсдорфу крепко досталось. Покойный Законник, уже оставивший от себя лишь черный силуэт на траве, полоснул котяру своим кошкодёром так, что из того высыпались почти все потроха. Неприятно, но далеко не смертельно для этих тварей. Когда я подошёл к котам, жертва незапланированного вскрытия бодро подгребала в себя внутренности, а собрат носом помогал их заталкивать. С моей помощью справились гораздо быстрее, а иголка с суровой ниткой, нашедшиеся в седельных сумках, завершили починку как лошади, так и кота.
Мы двинулись дальше. Почему-то я уже твердо знал, что найду в загородном королевском дворце, когда мы туда приедем.
Никого.
Нет, тут были и слуги, и рыцари герцогов, все эти достойные и, в общем-то, ни в чем не виноватые люди. Они были даже живыми, что, конечно, радовало, просто спящими. Видимо, судьба у них такая, вырубаться от малейшего чиха. А вот моих не было никого. Совсем никого. Даже собаки.
— Что же, этого и следовало ожидать… — пробормотал я, устало оседая на диван рядом с какой-то спящей толстушкой, обсыпанной мукой, — Могло быть… и хуже.
Прости, неизвестная мне труженица дворца, но мне срочно нужна дозаправка. Будет не больно.
///
Три мужчины стояли над черным пятном запачканной травы, на которой лежали обрывки одежды. Они были похожи друг на друга как близнецы-братья, в основном из-за совершенно одинаковой одежды, сшитой из темной и прочной кожи джангалара, из-за плащей и шляп, тоже совершенно одинакового фасона, а также из-за одинаково выбритых лиц.
— Вот же сучье семя! — проговорил один из них, пиная обугленный сапог, один в один похожий на то, что носил он сам, — Пьешек же твердил, что ему убить тварь ничего не будет стоить!
— Этот хвастливый высер твердил это еще до того, как ему на лбу нарисовали волшебные дули, — передернул плечами второй, — А потом вообще начал смотреть на нас как на говно!
Возникла пауза. Законники, а это были именно они, не были свидетелями того, что здесь случилось, но их навыков вполне хватало восстановить картину случившегося. Их собрат, усиленный покровителем, всрал слабейшему вампиру, не успев показать… ну вообще ничего. Душеловы? Да, чувствуется запах их крови и дерьма, но и что с того? Душеловы отнюдь не самое страшное, с чем имеют дело макабрцы. Это же почти домашние зверюги…