Щелкни пальцем только раз

Кристи Агата

– Право же, я не очень-то много об этом знаю. Когда стало известно, что дом продается, его купил человек по имени Блоджик, джентльмен– фермер, насколько мне известно. Однако жил он там недолго. Дом ему понравился, но обрабатывать землю он не хотел и вскорости его продал. После этого дом много раз переходил из рук в руки, и каждый раз являлись строители, что-нибудь там пристраивали и перестраивали – установили, например, ванны, когда они вошли в моду, и всякое такое. Одно время там жили супруги, которые завели птичью ферму. Только у этого дома была дурная слава – говорили, что он несчастливый. Все это было до меня. Мне кажется, одно время мистер Боскоуэн сам хотел купить этот дом. Как раз когда написал эту картину.

–

Какого возраста был этот Боскоуэн, когда сюда приезжал?

– Ему было лет сорок, как мне кажется, а может, побольше. Он был хорош собой – по-своему, конечно. Правда, уже начал полнеть. Но все равно, очень любил молодых девушек.

– М-м, – промычал мистер Копли. На сей раз это был предупреждающий знак.

– Да ладно, все мы знаем, каковы они, эти художники, – сказала миссис Копли, включая Таппенс в число посвященных. – То и дело шастают во Францию и набираются там французских привычек.

– Он был женат?

– Нет, тогда еще не был. Когда он приехал сюда впервые, то вроде оказывал внимание дочери миссис Чарингтон, только ничего из этого не вышло. Она была очень хорошенькая, но слишком молодая – для него, по крайней мере. Ей было года двадцать четыре, не больше.

– А кто такая эта миссис Чарингтон? – Таппенс совсем сбило с толку появление нового персонажа. «Какого черта я здесь делаю? – подумала она, чувствуя, как на нее накатывает волна усталости. – Слушаю сплетни про разных людей, воображаю себе убийства, которых никогда не было. Теперь я понимаю – все это началось, когда у одной старушки, очень милой, но слегка чокнутой, перепутались в голове истории об этом доме, рассказанные мистером Боскоуэном или кем-то другим, кто, возможно, подарил ей картину, и легенды о том, как там кого-то живьем замуровали в камине, а старушка почему-то вообразила, что это был ребенок. И вот теперь я езжу по разным местам и пытаюсь разобраться в этой чуши. Томми говорил мне, что я дура, и он был совершенно прав. Я и на самом деле дура».

Она ждала, когда поток речи миссис Копли прервется хоть на секунду, для того чтобы можно было встать, вежливо попрощаться и отправиться спать.

Миссис Копли вдохновенно продолжала, и не думая останавливаться:

– Миссис Чарингтон? О да, она жила некоторое время в этом доме. Вместе со своей дочерью. Очень была приятная леди эта миссис Чарингтон. Насколько мне помнится, вдова морского офицера. Денег у них было мало, но дом сдавался недорого. Она все время возилась в саду. Очень любила это занятие. А вот дом содержать в порядке не умела. Я иногда приходила к ней, чтобы помочь, но делать это постоянно мне было трудно, я ездила на велосипеде, а это как-никак две мили – ведь автобусного сообщения у нас нет.

– Долго она там жила?

– Года два-три, не больше. Испугалась, наверное, когда начались неприятности. У нее были и свои собственные осложнения, с дочерью. Ее, кажется, звали Лилиан.

Таппенс сделала глоток крепкого чая, который подали вместе с ужином, и решила выяснить все, что касается миссис Чарингтон, чтобы покончить с этим, прежде чем идти спать.

– Что это за осложнения с дочерью? Мистер Боскоуэн?

– Нет, мистер Боскоуэн тут ни при чем, я никогда не поверю, что она попала в беду из-за него. Это другой.

– Кто же этот другой? Кто-нибудь, кто жил здесь, по соседству?

– Не думаю, чтобы он жил в наших краях. Они, должно быть, познакомились в Лондоне. Она туда ездила, насколько я помню, училась в балетной школе. Или, может быть, училась рисовать? Мистер Боскоуэн устроил ее в какую-то школу. Она, кажется, называлась «Слейт».

– Может быть, «Слейд»? – предположила Таппенс.

– Вполне возможно. Что-то в этом роде. Во всяком случае, она туда ездила и там познакомилась с этим господином, как его там. Матери это не понравилось.

Она запретила дочери с ним встречаться, да только что толку. Мать была женщина не больно умная – эти офицерские вдовы все такие. Она думала, что, если девушке что сказать, та непременно послушается. Живала она в Индии и прочих таких же местах, но, когда у тебя на руках хорошенькая девушка, а на нее положил глаз красивый молодой человек, нужно глядеть в оба, а не то сразу выяснится, что тебя не послушались. Так и случилось. Он иногда приезжал сюда, и они встречались на стороне.

– А потом она попала в беду? – сказала Таппенс, используя всем известный эвфемизм в надежде на то, что это выражение не оскорбит чувств мистера Копли.

– Должно быть, так и случилось. Очень скоро все и обнаружилось. Я-то заметила, что дело неладно, еще раньше, чем ее собственная мать. Красивая она была девушка. Высокая, стройная, прелестное лицо. Но, наверное, не из тех, кому под силу такое испытание, ее беда сломила. Стали замечать, что она ходит с потерянным видом и бормочет что-то про себя. А тот господин поступил подло, вот что я вам скажу. Бросил ее и уехал, как только понял, что к чему. Другая мать непременно поехала бы к нему и объяснила, в чем состоит его долг, но у миссис Чарингтон не хватило на это характера. Как бы то ни было, мать наконец узнала, что случилось с дочерью, и увезла ее. Дом заперла, а некоторое время спустя появилось объявление, что он продается. Они, наверное, еще возвращались, чтобы забрать вещи, однако в деревне не появлялись и ни с кем не разговаривали. Больше они сюда не приезжали, ни та, ни другая. Ходили всякие разговоры, но я не знаю, правда это или нет.

– Люди чего только не выдумают, – вставил свое слово мистер Копли.

– В этом ты прав, Джордж. И все-таки, возможно, так оно и было. Ведь всякое случается. И, как ты говоришь, у этой девушки не все в порядке оказалось с головой.

– А что же это за разговоры? – поинтересовалась Таппенс.

– Мне не очень-то хочется передавать разные сплетни. Случилось это давным-давно, и я не люблю говорить то, в чем сама не уверена. Пустила эту сплетню Луиза, служанка миссис Бэдкок, а она была ужасная лгунья. Ее хлебом не корми, дай только сочинить какую-нибудь историю.

– Но что же все-таки за история?

– Да говорили, что молодая Чарингтон убила своего ребенка, а потом покончила с собой. А мать якобы чуть не сошла с ума, и родственники были вынуждены поместить ее в заведение, в дом для таких полусумасшедших.

И снова Таппенс охватили сомнения, и голова пошла кругом. Ей показалось, что она покачнулась на стуле. А что, если миссис Ланкастер и есть миссис Чарингтон? От того, что случилось с дочерью, она слегка помешалась, и ее под другой фамилией поместили в заведение? Между тем миссис Копли не умолкала:

– Сама я никогда не верила подобным россказням, ни единому слову. Эта бэдкоковская горничная способна сочинить невесть что. Нам было не до сплетен и разных выдумок, когда одно время вся наша округа пребывала в панике от того, что тут происходило вполне реально.

– Да что вы? Что же могло вас так напугать? – удивилась Таппенс, гадая, что же потревожило покой тихого Сэттон-Чанселора.

– Тогда об этом писали во всех газетах. Дайте-ка вспомнить, было это лет двадцать тому назад. Не может быть, чтобы вы не читали. Убийства детей. Сначала девочка десяти лет. Не вернулась однажды из школы домой. Искали ее всей округой. И нашли в Дингли-Копсе. Она была задушена. Как вспомнишь, так просто в дрожь бросает. Это был первый случай, а через три недели – еще один. Но уже по другую сторону от Маркет-Бейзинга. Однако в нашей же округе, заметьте. Человек с машиной вполне мог это сделать. А потом еще и еще. Пройдет месяц-другой – и вот вам, снова то же самое. Одно убийство произошло совсем рядом с нами, всего в каких-нибудь двух милях.