«ЩЕНКИ и к чему это приводит. ***ный рок-н-ролл»

В этой книге два текста.

«ЩЕНКИ. Музыкальные шарлатаны» написан весной 2017-го по следам первого тура Щенков плюс включает в себя рефлексию по поводу провинциальной юности, музыкальных опытов, дружбы, секса и веществ – в общем, необходимый коктейль для дебютной книги.

«NIGREDO. Десять суток без шнурков» написан зимой 2024-го в изоляторе временного содержания, куда меня забрали практически сразу после концерта Щенков.

Замыкая круг, как говорится.

Эти тексты

разделяют семь лет. За которые много чего произошло: Щенки стали популярной группой, мы отыграли на всех крупных российских фестивалях, играли за границей, собрали 3000 человек на сольный концерт, заработали денег, я дважды едва не умер. Я не склонен к преувеличениям. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО дважды едва не умер – оба раза виной были мои зависимости. Но близость смерти ничему не научила. А вот близость тюрьмы – очень даже.

Выйдя из камеры 19 января 2024-го и с удивлением обнаружив, что никаких проступков мне больше не вменяется, я посчитал это последним предупреждением, бросил вообще всё, и вот уже почти год трезв, влюблён и счастлив (да, трезвость совпала с любовью, но это другая и очень длинная история, а мы пока не об этом).

Я не жалею о том, как жил жизнь. Было и было. Возникали определенные сомнения: могу ли я сейчас, трезвый, говорить от имени себя прошлого, от имени персонажа своих песен? И я думаю, что да. Многие слушатели говорят о том, что на концертах они переживают состояния моего героя. Смекаете? Им не надо обдалбываться, драться, ненавидеть – я всё это делаю за них. По-моему, идеально. Эти песни и наркотик, и терапия одновременно.

Я не хотел включать сюда тексты песен, хотя в первом издании «Музыкальных шарлатанов» они присутствуют как часть книги, но тут мне это не казалось уместным. Однако моя уважаемая редакторка настояла на том, что это нужно сделать. Я не стал сильно спорить, я вообще не очень умею спорить с женщинами, да и в большинстве случаев они оказываются правы, так что пусть тексты остаются. Только попрошу вас помнить, что это – не весёлые тексты, это тексты страшные, подходите к ним с таким настроем, иначе может создаться неправильное впечатление.

Впрочем, кто я такой, чтобы командовать тем, какое впечатление у вас должно создаться. Давайте-ка вы сами это определите.

«Поехали!» – как совсем по другому поводу сказал когда-то один очень талантливый человек.

Если верить Новгородской первой летописи, в 1384 году «поставиша новгородци городъ каменъ на Луг?, на Ям?, милостiю свят?и Соф?и, а посп?шенiемъ великаго Михаила архистратига, а благословенiемъ отца своего владыц? Алекс?я, толко въ 30 дни и въ 3 дни».

После Русско-шведской войны около ста лет город находился в составе Швеции, пока не был отвоёван Петром I во время Северной войны. Во время Второй мировой на три года нас оккупировали немцы (здание гестапо располагалось в нынешней зубоврачебной клинике). Наверное, поэтому кингисеппцев сильно тянет в Европу.

Через какое-то время после вышеописанных событий в Кингисеппе появился я.

Мой

папа родился в деревне Мохово, в ста километрах от Кемерово, мама – в посёлке городского типа с парадоксальным названием Новый городок в 40 километрах от Мохово. Познакомились они в Кингисеппе. Почему они не могли познакомиться в Сибири, а притащились на другой конец страны, я не знаю. Моя жизнь началась с нелепого стечения обстоятельств, примерно в таком же духе и продолжается.

Поэт-эгофутрист Игорь Северянин, бывший проездом в Кингисеппе в 1918 году, написал о нем следующее:

Всегда-то грязный и циничный,Солдатский, пьяный, площадной,С культурным краем пограничный,Ты мрёшь над лужскою волной.

Еще в своём стихотворении он назвал мой город «растяпой» и «ползучим». К XXI веку мало что изменилось по сравнению с 1918 годом.

Население около 50 000 жителей. Из развлечений: сауны, бильярд и ночной клуб, за вход в который многие расплачивались не только деньгами, но и зубами – такая валюта у нас всегда была в цене.

В общем, романтичным юношам, любящим длинные волосы, пирсинг и творчество групп лейбла «Кап-кан» было сложновато. А я был именно таким юношей.

Мне очень памятна история, когда моего друга поймали гопники и вырвали ему кольцо из губы. Почему-то шилом. Засунули шило под кольцо и дёрнули.

Вообще выходя вечером на улицу в спущенных штанах, с длинными волосами (а у одного из нас даже были дреды!), с серьгой в ухе (тем более в лице) ты вполне серьёзно рисковал если не жизнью, то здоровьем, поэтому каждая вечерняя прогулка была для нас чем-то вроде вылазки партизан в стан врага.

В общем, все люди, выделявшиеся внешним видом, были обречены рано или поздно познакомиться друг с другом.

Поэтому я не был удивлён, когда в августе 2008-го в самой главной социальной сети мне написал Феликс Бондарев с предложением выпить. Посмотрев его фотографии, я вспомнил, что уже видел его на прослушивании музыкальных групп для участия в Дне молодёжи (за год это была единственная возможность хоть где-то сыграть в Кингисеппе). Я там прослушивался с группой Red rum, играли мы вещи с шедевральными названиями «Крыса», «Армагеддон» и чуть ли не кавера на Amatory. А Бондарев выступал с группой Siverski 72, играли они какой-то гаражный рок. Бондарев был потрясающе нелепо высок, в зелёных джинсах, тёмных очках в помещении, он ни с кем не говорил, даже с участниками своей группы. «Сиверской» называлась психиатрическая клиника недалеко от Кингисеппа. В общем, образ у него был замечательный, и предложение выпить я принял с радостью.

Мы пили портвейн с колой в пропорции один к трём. В Кингисеппе напиток получил название «Байкал-дегенерат» за сходность по вкусовым и цветовым качествам с напитком «Байкал» и способность превращать любого человека в тупое бревно в случае неправильной дозировки продукта. Потом мы звонили по телефону девушке Бондарева и хором пели в трубку: «Вчера ты дала мне и думаешь, я в долгу». Не помню точно, чем закончился вечер, но расстались мы довольные собой и друг другом.

С того августа мы поддерживали дружеские отношения. Я ходил на концерты уже созданного проекта Red Samara Automobile Club, Бондарев в ответ приходил на Never Trust Hippie, где я кричал оголтелый маткор, а после развала группы – на концерты Он Юн.