Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)

Кукуй И.

Она обшита серыми сосновыми досками вроде дачной комнаты, но совсем не пустая, как думал щенок. За столом сидят старик в тужурке и тот беспризорник. «Откуда же он здесь взялся?» Тут щенок замечает лестницу с люком, ведущим наверх. Каюта освещена бензиновой коптилкой. Близко наклоненное к огню белобрысое лицо беспризорника с челкой определенно очень знакомо. Щенок, поджавши хвост, попятился. Но он не может сообразить, а убегать уже поздно: только что вошедший мальчик сильно прихлопнул дверь.

– Ты, Аркашка? Привет! –

говорит беспризорник сиплым тонким голосом.

– Наше вам с кисточкой, – говорит старик. Но Аркашка молча разматывает длинное кашне и вытирает мокрое красное лицо, бегая по сторонам широко расставленными глазами.

– Ага, что случилось? – спрашивает беспризорник. – Что-то ты как в не себе?

Аркашка хочет что-то говорить, но вместо этого начинает плакать. При этом у него из вздернутого носа выпрыгивает сопля. Старик с любопытством заглядывается на это.

– Японский бог! – говорит беспризорник. – А ну, рассказывай!

Аркашка сквозь хрип и бульканье:

– Ага! Ага! Он меня убьет! Он меня опять поясом!

Беспризорник поднимает белые брови:

– Кто убьет?

– Папаня!

– За что?

– За фотокарточки.

– Ну?

– Я их положил в сетку…

– Ну и что же?

– А они пропали.

– Кто взял?

– Не знаю – гости взяли, паразиты. Унесли, я искал под вешалкой, там нету. Нигде нету, не найти. Где искать, не знаю…

– У, етитная сила, – перебивает беспризорник. – А что же было на тех фотокарточках?

Аркашка всхлипывает, втягивая и глотая свою соплю, на что старик бьет себя по коленям.

– Ну, говори.

– Маманя была – в голом виде.

Некоторое время все молчат.

– Как ты скажешь, Шкипорь, что ему делать? – спрашивает беспризорник.

Шкипорь спрашивает у Аркашки:

– А кто ее снимал?

Тот, удивленный этим вопросом, задумывается. В это время беспризорник, разглядывая щенка, подзывает его к себе: «Бобик, бобик, т…т...т…», – и спрашивает:

– А как этого твоего зовут?

Аркашка глядит вниз:

– А я думал, что это ваш.

– Как наш? Ты же его привел?

– Нет, он здесь был.

Тут все трое, повернувшись, рассматривают щенка, который стоит, опустив голову. Шкипорь тянет руку в котелок с картошкой, но беспризорник останавливает его и обращается к Аркашке:

– А снимал ее, наверное, твой папаня? Значит, ты у них и взял с места?

– Да.

– А как она снята?

– По-всякому.

– Ага, – говорит Шкипорь, – стоя, лежа, напокат?

– Так, так, – говорит беспризорник, – и раком?

– И раком.

Все молчат.

– А ноги у нее как, – допрашивает Шкипорь, – вроде «иди к дяде на паяльник»?

Аркашка, опять всхлипнув, кивает.

– Да, – говорит беспризорник. – Папаня из тебя все почки выбьет, плохое твое дело. Постой, постой, не нуди. Расскажи все по порядку.

Пока Аркашка

рассказывает, щенок, улыбаясь про себя краем губы, согревается в углу: «Да, хорошо, когда тепло». Но подробный рассказ о фотографиях его раздражает. Вдруг он вспоминает Соню с беспокойством, но тут он чувствует голод. Обнажив края зубов, он присматривается к столу.

– Как думаешь, Шкипорь, – спрашивает беспризорник, – пожалуй, не стоит ему возвращаться.

При этом беспризорник подмигивает Шкипорю. Тот говорит:

– Что же, мы его не гоним.

– Сыграем, – говорит беспризорник, – в бумажки: ручки наши – пальчики ваши, ножки ваши – головки наши?

Аркашка, поглядывая исподлобья, говорит:

– Нет, пусть лучше Шкипорь что-нибудь покажет.

Шкипорь тянет руку к котелку с крышкой, но беспризорник опять останавливает его:

– Постой, Шкипорь, где пакет?

– Это та колбаса? – спрашивает Аркашка.

– Та. Но колбасу нужно заработать, – холодно говорит беспризорник. – Вот ты скажи мне другую вещь. Кто тебя даром будет кормить? Ты ничего из дома не брал? Нет?

– А что?

– Нет? Очень хорошо, что нет. А к шевелюшкам хочешь?

Вдруг Шкипорь, осклабясь, говорит:

– Зачем ему недопески, если у него такая маманя есть?

– Молчи, Шкипорь, – тонким голосом говорит беспризорник. – Так вот, Аркашка. А в «Гранд-Палас» на лотерею? А на угол к Лютову по грибки? А на Троицкую в шляпную за матерьялом? Нет, Аркашка, это не работа. С этой работой, друг ситный, иди в зад. Если ты не вернешься домой, то хрен получишь. А самое главное – папаня тебя здесь прежде всего найдет. Поскольку он бывает у Шкипоря очень часто, а на барже никуда не спрячешься.

– Что же мне делать? – спрашивает Аркашка с лихорадочно горящим лицом.

– А вот подумаем. – При этом беспризорник с хрипом и свистом прочищает горло.

– Что это у тебя такой писклявый голос? – спрашивает Шкипорь.

– Что? Думаю.

– Ну и что же?

– Послушал бы я, какой у тебя будет голос, если б ты высидел с мое.

– Где ж это?

– В бочке с рассолом.

– А что же тут такого?

– Да еще бы с огуречным, а то с помидорным, а они туда, сволочи, сыпят всякую дрянь: кроме укропа – и перец, и кислоту. Наверное, еще и уксус льют. Одна ржавчина.

– Когда ж ты это?

– Осенью. С той поры только посыреет…

Он кашляет со скрипом. Этот скрип щенок принимает за пение ржавой двери. На самом деле все заперто. Щенок с беспокойством вглядывается в лицо беспризорника.

Шкипорь, рывшийся под железной койкой, наконец вынимает пакет и разворачивает его на столе. Там обнаружилась брауншвейгская колбаса, анчоусы, маслины и кусок сыра.

– От Лютова, – говорит беспризорник, больно толкая Аркашку в бок. Аркашка, вздрогнувши и подпрыгнув, уставился красным лицом в пакет.