Щепа и судьба
Шрифт:
А был то один мой знакомый татарин по имени Асхат. Встретил я его во время одной из своих поездок по дальним деревенькам сибирских татар, затерявшимся в глуши лесов, окруженных неприступными болотами, соваться куда без проводника не имеет смысла. И набрел как-то на доживающее свой век поселение рыбаков и охотников, где и познакомился с внешне ничем не примечательным мужичком лет тридцати, который представился мне как Асхат.
Богатырем назвать его было никак нельзя, но односельчане относились к нему с почтением и даже, как мне показалось, слегка побаивались. Дело в том, что его род славился среди местных жителей своими целителями и ясновидящими. Говоря современным языком, экстрасенсами,
О деде Асхата и вовсе чудеса рассказывали. Будто бы мог он по воде ходить и никогда не ждал лодку, чтоб переправиться через реку. В него как-то даже стреляли с идущего мимо парохода, приняв за призрак или что иное, но пули его не брали, и он потом выложил их из кармана халата и показывал односельчанам, отчего уважение к нему лишь возросло. Как-то его уговорили поехать в районный центр на суд, где в сталинское время должны были судить молодую девчушку за нарушение закона о «трех колосках». Ей неминуемо грозило тюремное заключение, а значит, и поломанная жизнь и клеймо на родителях, как на «врагах народа». И дед согласился. Вернулись оба счастливые и улыбающиеся. Стали их расспрашивать. Дед молчит, только седую бороденку свою этак со значительностью поглаживает. А девчушка, в делах судебных неопытная, ничего толком объяснить не могла. Поняли только, что прокурор все обвинения с нее снял, а потом ему стало плохо и его срочно увезли в город, после чего обратно он уже не вернулся. И ни одной кражи в той деревеньке никогда не было, потому как дед тут же указывал, кто украл и где искать покраденное.
Скажу, мне с такими людьми приходилось сталкиваться в сибирской глухомани не один раз, и всегда мучил непростой вопрос: от Бога у них тот дар или… от иной силы, дающей власть над людьми? Но все из них отличались чистотой помыслов и несли с собой добро, исправляли то, на что у Бога времени не хватило. А уж как к ним относиться, то дело каждого. Их мало, единицам дается такой дар, и люди их ценят, помогают чем могут и почитают, чуть ли не святыми.
Асхат уже после начавшейся нашей с ним дружбы свозил меня как-то в соседний район к одной пожилой татарке, что гадала на камушках. Она практически не говорила по-русски, и переводчицей у ней была старшая дочь, жившая при матери, а потому никак не могла выйти замуж. О любом женихе мать после знакомства с ним принималась рассказывать такие подробности, что дочка тому тут же отказывала. А потому к ней со временем совсем перестали свататься, боясь, как бы старуха не ославила их на всю деревню.
Звали ту предсказательницу, кажется, Нурзифа, и мне было непонятно, как она, столько лет прожив рядом с русскими, совершенно не знала языка, на котором все ее соплеменники свободно изъяснялись. Однако Асхат объяснил, что иначе дар ее может пропасть, если она начнет думать и говорить по-русски.
Так это или нет, сказать не могу, но если действительно она не могла нарушить древнего правила для избранных и не рискнула вместе со всеми воспользоваться возможностью перейти из мира предков в иной, как считается, более цивилизованный, ради сохранения своего дара, честь ей и хвала за это. Ее несвобода, добровольное ограничение в общении имеют свою цену. Она осталась одна со своими духами и покровителями, не признающими цивилизационных законов, лишив себя общения с чуждыми по вере людьми, приобрела возможность жить в своем собственном мире, нам недоступном.
Взять хотя бы моего Джоя, отказавшегося от наших
Абзац четвертый
Когда мы вошли в дом, где жила Нурзифа, то Асхат, поздоровавшись, вытащил из рюкзака кулечек с конфетами и печеньем, дав тем самым понять, что мы пришли к ней с добрыми намерениями. Старуха, сидевшая перед кухонным столом, где были разбросаны обычные гальки небольшого размера, числом штук десять, а может, и больше, даже не повернула голову в нашу сторону. Лишь что-то пробормотала, и Асхат тут же перевел мне, что она давно нас поджидает, но вот ее старшей дочери нет, а потому ничем нам помочь не может. Но та скоро должна объявиться, как говорят камушки, по которым Нурзифа определила, что она уже спешит домой. Так что нужно лишь немного подождать.
Я спросил, не может ли сам Асхат служить переводчиком, но он ответил отрицательно, потому что гадалка говорила хоть и по-татарски, но на каком-то ином наречии, и он не все ее слова понимает. Дочь, румяная и улыбчивая женщина лет сорока, вскоре действительно появилась, и Нурзифа тут же принялась ее строго отчитывать. Я поинтересовался, за что мать так строго ей выговаривает, и она охотно пояснила, вот у подружки долго задержалась, а она и недовольна, потому как ждет вас со вчерашнего дня.
Я не удержался и задал наивный вопрос:
— А как она знает, где вы были? И откуда ей известно, что мы еще вчера собирались к ней приехать?
Та в ответ засмеялась и как бы отмахнулась, давая понять, что мать ее знает все на свете, хотя телевизора или радио у них нет.
— Они ей не нужны, — пояснила она, — зачем деньги тратить, когда она и без них может обходиться и знает обо всем, что происходит на свете, а уж в нашей деревне и подавно…
— Ну, а вы можете так же, как она, гадать и предсказывать? — принялся выведывать у нее тонкости непонятного для меня и многих дара.
— Вроде могла, когда совсем маленькой была и в школу не ходила. Мать не хотела пускать, но из сельсовета пришли, настращали, делать нечего, пошла в школу. Только после этого ничего у меня не получалось. Как мать ни пыталась научить меня гадать. Все одно так, как у нее получается я гадать не могла, — не вдаваясь в подробности, охотно рассказывала она, словно речь шла об умении вышивать или управлять машиной.
Нурзифа же тем временем мельком глянула в мою сторону, собрала в горсть камушки и рассыпала их перед собой, а потом стала что-то быстро говорить. Асхат и ее дочь с полуулыбкой начали по очереди переводить ее слова.
— Она говорит, что вы занимаетесь тем-то и тем-то, но не все у вас получается, но нужно подождать, и на другой год, — она назвала даже месяц, какой, уже не припомню, — у вас получится то, что задумали.
Асхат спросил ее еще о чем-то. Та вновь взяла камушки и опять рассыпала их на старой полинялой клеенке, а потом произнесла несколько фраз. В ответ на ее слова Асхат отрицательно покачал головой и, обернувшись ко мне, сказал:
— Ошиблась она…
— В чем именно?
— Сказала, сколько у тебя детей, а ведь неправильно, однако, — и он назвал число моих детей, названное Нурзифой.