Щепки плахи, осколки секиры
Шрифт:
Сделав вокруг ватаги широкую петлю (не плавную, как парящая птица, а ломаную, скорее присущую летающим насекомым), посланец сиреневого мира устремился прямиком на людей. Лиловые блики так и поигрывали на нем, как на листе фольги, а полет был совершенно бесшумным (хотя, возможно, человеческое ухо просто не могло уловить его звук).
— Какого хрена ему надо? — пробормотал Зяблик, попеременно щуря то левый, то правый глаз.
— Мог бы и мимо пролететь, — констатировал Смыков, тоже успевший вооружиться. — А
— Сейчас мы ему этот интерес отобьем, — зловеще пообещал Зяблик, не в привычках которого было пасовать перед кем-либо, пусть даже перед нечистой силой. — Терпеть не могу, когда всякая шушера в честную компанию без приглашения лезет. Да еще и без своего стакана…
— Я бы лично посоветовал пока воздержаться от крайних мер, — сказал Цыпф.
— Нет никаких оснований считать, что это создание имеет агрессивные цели.
— Когда основания появятся, ты даже до трех сосчитать не успеешь, — возразил Смыков. — Заруби это на своем шнобеле.
— В самом деле не надо эту штуку трогать, — поддержала Цыпфа Лилечка. — Ну посмотрите только, какая она безобидная. На стрекозу похожа… У стрекоз крылышки точно так же поблескивают.
— Вот так довод! — хмыкнул Зяблик. — Крылышки поблескивают… У волка клыки тоже поблескивают. Целоваться с ним, что ли, после этого?
Создание, которое Лилечка сравнила со стрекозой, было уже совсем рядом. Оставалось совершенно непонятным, каким это образом оно держится в воздухе, да еще и совершает всякие замысловатые маневры. Опасаясь столкновения с ним, кое-кто из людей попятился, а кое-кто даже присел.
Один только Зяблик продолжал стоять во весь рост. Обе руки его были заняты
— правая пистолетом, а левая фляжкой, в которой еще плескался спирт, — и, похоже, он никак не мог решить, какое из этих средств наиболее эффективно против нахальной стрекозы.
— Ладно, — сказал он примирительно. — Глотни… И помни, тварь, мою доброту…
Лиловое создание было уже почти рядом с Зябликом, и он тронул его горлышком фляжки — сначала осторожно, а потом смелее.
— Отбой, братва, — произнес он затем. — Ложный шухер. Плод воспаленного сознания.
И действительно, так напугавшее всех порождение чужого мира оказалось всего лишь оптической иллюзией. Фляга прошла сквозь него, как сквозь облачко лилового дыма, а еще точнее — как сквозь медленно перемещающееся световое пятно.
— Нда-а… — сказал Смыков, разгибаясь. — У страха глаза великаньи, да ножки тараканьи.
Мираж, медленно снижаясь, продолжал порхать поблизости от ватаги, и Смыков пренебрежительно ткнул его своим пистолетом. Раздался тонкий звук — словно у хрустального бокала откололась ножка, — и ствол укоротился на одну треть, точно по спусковую скобу.
— Не понял… — Смыков повертел обрубок пистолета. — Как бритвой обрезало… Вот не повезло…
— Зато
— Пусть это будет всем нам уроком, — похоже, такой поворот событий устраивал Лилечку. — Не надо никого зазря трогать. Ни мышку, ни букашку. Моя бабушка даже тараканов божьими созданиями считала. И если травила их, то потом грех замаливала.
— Твоя бабушка прямо легендарная личность, — рассеянно произнес Цыпф, внимательно наблюдавший за полетом лиловой стрекозы.
— А ты думал… Когда вернемся домой, обязательно навестим ее. В Лимпопо. Я теперь никаких путешествий не боюсь.
— Это уж точно… — забрав у Зяблика окончательно опустевшую фляжку, Цыпф швырнул ее в загадочную тварь, вроде бы бесплотную, а вроде бы и нет.
Две попытки подряд подтвердили первую версию — фляжка, не встретив никакого сопротивления, проходила сквозь лиловую стрекозу. Зато третья попытка окончательно запутала проблему — импровизированный метательный снаряд вдруг бесследно исчез, даже не долетев до цели.
— Вы табельным имуществом очень-то не разбрасывайтесь, — проворчал Смыков.
— Другой такой фляжки тут, наверное, и за миллион рублей не достанешь.
— Помолчал бы лучше! — огрызнулся Зяблик. — Кто пушку угробил?
— Еще неизвестно, угробил ли я ее… Немного короче стала, вот и все. В восемнадцатом году целые армии с обрезами воевали…
— Сам ты обрез! — Зяблик вырвал у Смыкова пистолет и легко сорвал с него затвор. — Видишь? Возвратная пружина тю-тю! Теперь твоей пушкой только гвозди забивать.
Скрепя сердце Смыков был вынужден признаться:
— Радуйтесь… Хоть на этот раз вы оказались правы.
Покружив вокруг ватаги еще какое-то время, загадочное существо все так же бесшумно уплыло в окружающие дали, которые уже не были — как раньше — просто глухой сиреневой мглой, а менялись, шевелились, вибрировали, демонстрируя признаки иной, непостижимой для человека реальности. Фляжка исчезла безвозвратно, точно так же как и обрубок пистолетного ствола.
Взоры всех членов ватаги устремились на Цыпфа. Люди ждали от него свежих разъяснений. Это уже вошло в привычку, как и вечные перебранки между Зябликом и Смыковым.
Однако на этот раз Лева что-то не спешил обнародовать свою точку зрения. Первой затянувшееся молчание нарушила Верка.
— Что ты, Левушка, по этому поводу можешь сказать? Не томи нас, зайчик.
— А что может сказать амеба, случайно натолкнувшаяся на окурок, — туманно ответил Цыпф и откашлялся в кулак.
— Ты свой базар слегка фильтруй! — набычился Зяблик. — И не ломайся, как старая хипесница… У амебы мозги отсутствуют, и говорить она не умеет. А ты пять языков изучал. Не зазря же тебя столько лет при штабной кухне кормили. Философ называется…