Щерба

В деревне после дождя пахло железом. Колхозный инвентарь, брошенный ещё в 1986-м, доживал свои последние дни под влиянием природы. Облезшие комбайны стояли позади деревенских изб, небольшим рядком один к одному, напоминая готовящуюся к атаке танковую бригаду. Детектор жизненных форм от обилия металла чудил, поэтому по моему решению мы ушли внутрь дворов. Лучше оказаться под жгучим пухом, думал я, чем быть кем-нибудь раскусанным пополам от внезапной засады.

Вепрь, мой напарник, за опеку над которым Бармен

отстегнул аж десять тысяч сразу, после нахождения артефактов потерял элементарную сталкерскую чуткость. Он много говорил, делал ненужных движений, азартничал, как послед победы в президентской гонке. Следовало осадить мелкого, пока не наделал чего плохого.

– Гайз, всем привет, это снова я. Представьте, нашли две “Золотые рыбки”! – напарник вдруг заговорил с невидимой аудиторией. – Это артефакты. Настоящие, бело-красные, как фарфоровые игрушки. Ну только фонят они по-страшному, поэтому в контейнерах лежат…

Мне почудилось, или он правда снимает репортаж?

– Ставьте лайки, делитесь комментариями, всех прочту, всем отвечу. Здесь слишком опасно, чтобы с вами вести прямой эфир…

– Завязывай, – увидев в его руке айфон, я ужаснулся от человеческого легкомыслия. – Тут не сафари, салага. Под ноги лучше смотри.

Вепрь недовольно вздохнул. Его сталкерский комбез, сильно выпирающий в области живота, заметно колыхнулся.

– Душный ты, Добряк, весь кайф обламываешь. Сколько мы уже вместе охотимся за артефактами? Двое суток? Ничего не случилось. С тобой как за каменной стеной.

По левую сторону от нас спали одноэтажные деревянные домишки, с перекошенным забором, облупленной краской и заросшим садом. Одна изба стояла не внутри двора, а у самого края деревни, уперевшись стеной в улицу. В момент, когда напарник убирал мобильник в разгрузку бронежилета, дверь в доме приоткрылась.

Тень. Человеческая фигура. Сталкер. Винтовка глядит вниз. Вепрь, не то от переизбытка адреналина, не то от природной дерганности, проявил молниеносную реакцию – дробовик выстрелил дробью, уложив чужака на землю.

– Твою мать… – я побежал к застреленному. – Идиот!

Сталкер, получив дробь, выронил из рук автомат, пытался глотнуть воздуха и потрагивал правый реберный бок. Броник на его груди покорежило донельзя. Новичок от страха не заметил, как скинул свой айфон в жирную глинистую лужу.

– Я подстрелил случайно. Честно. Ну кто же знал, что дверь откроет человек? – Вепрь смотрел на меня маленькими черными глазками, раскрытыми от ужаса. – В деревне ни души, а он вылез из ниоткуда.

– Помоги мне, придурок, – подцепив руками раненого, я втащил его обратно в избу. Каблуки у Веприной жертвы стучали по деревяному полу: стук-стук-стук… Сталкер хрипел от полученных ран. Мой взгляд словно нарочно опасался посмотреть на рану.

Как же не к месту эта стрельба! Ведь всё так прекрасно шло: ни мутанты не нападали всерьез, ни бандиты не подстерегали, ни долговцы со свободовцами рядом не проходили. Аномалии вели себя по-спокойному, все поля мы прошли аккуратно, повезло артефакты собрать.

Уже всё, на горизонте маячил выход для меня, накоплены деньги, можно уходить, и тут такое!

“Вот говорил же малому, ну веди ты себя по-умному, на старших оглядывайся, – мысли кипели в моей голове. – Но нет. Нет же, малой у нас – звездюк! Торопыга, глупое создание, натуральный вепрь, только дай повод разогнаться и клыками вспороть. И что мне теперь делать?”

Раненый потянулся за подсумком, но Вепрь подпрыгнул к нему: “Братик, погоди, та я сам достану, ты отдохни…”

– Вытащи бинт, хватит ковыряться в шмоте! – я рявкнул так громко, что у напарника дрогнули руки. Из подсумка выпала синенькая аптечка, складной ножик и что-то ещё небольшого размера.

Броник удалось снять достаточно оперативно, благодаря моей сноровке. При осмотре стало ясно, что всё плохо или очень плохо. Но я и так считал себя виновным в неосмотрительности и плохом воспитании новичка, поэтому сразу приступил к остановке кровотечения..

– Ба, ты взгляни-ка, Добряк.

В лицо ткнули удостоверением. Ксива, настоящая, с приятной обложкой, покрытая печатью и подписью, разрешала её владельцу ношение огнестрельного оружия и применение в отношении незаконных бандформирований Зоны. Принадлежала старлею.

И только сейчас я пригляделся к раненому, хрипящему мужику, с виду тридцатилетнему, одетому в подозрительно схожий с армейским комбез.

Приехали.

– Так этот тут как оказался? – спросил Вепрь. – Ты же говорил, что вояк внутри Зоны не бывает.

– Военстал, – ответил я. – Видимо, на разведзадании. Твою ж мать, Вепрь, в какую задницу ты нас загнал!

Делать было нечего. От злости и бессилия перед трагичностью своей судьбы, а может и от надежды, что смогу помочь и выиграть второй шанс, я принялся за раны военного сталкера.

Прошел час, не меньше, прежде чем удалось остановить кровь, наложить простые и грубые швы и обколоть беднягу обезболивающим. Парень боялся, но аккуратно подшучивал и терпеливо сносил всю боль. Его простое лицо, мужиковатое и с грубой щетиной, почему-то импонировало мне.

Мой низкорослый товарищ встал на входе, держа оборону. Больше он ни на что не способен. Хотя бы оправдал себя в скоростной стрельбе. Изба стояла на отшибе, на небольшой возвышенности, поэтому обзор имелся выигрышный. Всё оружие у военстала Вепрь отобрал – хоть в этом не затупил.

– Так и что мы будем с тобой делать, братец? – я спросил у раненого, пока опаивал водой. – Как звать хоть?

– Гриша. Григорий.

– Меня тут кличут Добряком. В каком звании, Гриш?

– Это зачем?

– Ну так, интересно, офицера сшибли или рядового.

– А если и офицера? – насупился военстал.

– То всё ещё хуже. Кирдык мне и моему напарнику, – я ожидал ответа от Гриши. Повисла неудобная тишина. – Ты ж лучше меня понимаешь, чем заканчивается история отношений с военными. В Зоне вам отпор ещё дашь, но уже на границе… Так прав, значит? Офицер?