Щит героя
Шрифт:
– Игорь три дня как в школе не был, может, болеет, - сказал Гарька. Чего я припрусь...
– Болеет? Вот и хорошо: бери в холодильнике апельсин и ступай проведать товарища. Синюхины обид не помнят и зла на соседей не держат.
Домой Гарька возвращается через полчаса и сразу же докладывает матери:
– А он, оказывается, и не больной совсем. Говорит: дома лучше к экзаменам готовиться, больше за день успеть можно... Только он чего-то крутит...
Варвара Филипповна выслушивает сына молча, поправляет прическу, подкрашивает губы, запахивает халат
– Завтра пойдешь к Белле Борисовне и все ей, как на духу, расскажешь, как искал, как нашел, как покрасил Петелина чернилами...
– Вот она обрадуется и спасибо мне скажет.
– Не перебивай. Она тебя спросит, почему ты только теперь, поздно так пришел? Скажешь - совесть мучает. И признаешь - поступил нехорошо, понимаешь это, а почему так поступил - от обиды, скажешь...
– Может, мне и на колени сразу стать?
– На колени не надо. Гордость соблюдай. А помнить помни, кто кается, того легче прощают! Вот так-то. Я плохо не научу. И не позабудь сказать, что ты заходил к Петелину мириться. Она обязательно спросит, как его здоровье. Говори - здоров! С удивлением так, глаза разинув это говори, чтобы она поняла - прогуливает он, а не болеет...
К Белле Борисовне Синюхин входит на мягких лапах, вся его длинная, нескладная фигура - смущение и раскаяние, и голос жалкий:
– Можно, Белла Борисовна?
– Что случилось, Синюхин?
– Виноват... И вот пришел, чтобы сказать... извините...
– За что извинить?
– За Петелина...
– Опять Петелин? Что он еще натворил?
– Не он - я... Покрасил тогда чернилами, чтобы на кровь было похоже... и бутылку поставил рядом...
– Для чего ж ты это сделал и почему сразу не признался?
– Со злости. А сразу побоялся... Разве я знал, что из-за этого такой шум получится... А теперь совесть...
– И еще долго тягуче и бессвязно Гарька объясняет Белле Борисовне, как было дело, что из этого вышло и как ему стыдно...
– Ну ладно, - говорит Белла Борисовна, - а Петелину ты это объяснил, у него прощения попросил, ведь пострадал он, а не я?
– Хотел... нарочно к нему ходил, а он не стал слушать...
– Он что - сильно болеет?
– спрашивает Белла Борисовна.
– Кто?
– прикидываясь непонимающим, спрашивает Гарька.
– Неужели не понятно? Я спрашиваю: Петелин сильно болеет?
– По-моему, он совсем не болеет. Веселый был, с Вавасиком, то есть ну с этим, который у них теперь муж, в шахматы играл...
"Что ты делаешь, Белла? До чего ты опускаешься? Не верь, не верь ни одному слову. И возьми себя в руки, Белла!"
– Что у тебя еще, Синюхин?
– спрашивает Белла Борисовна, и Гарька понимает, что-то случилось, только он не может угадать, что именно. Одно ему совершенно ясно - надо сматываться. Где-то совсем близко притаилась опасность!
– Больше ничего, - говорит Гарька, - можно идти?
Вот
– Почему ты не уважаешь Петелина? Пусть он еще глупый, многогрешный, тысячу раз запутавшийся мальчишка, на разве все это может уничтожить личность?
– А за что, собственно, его уважать? За что? Лентяй, плюет на дисциплину, с презрением относится к окружающим, неконтролирует ни поступков, ни слов. И ведь все прекрасно понимает! И хамит не по недомыслию, а с расчетом, стараясь причинить боль...
– Остановись на минутку, Белла! И ответь - ты прокурор или учитель?
– Да-да-да, я учитель, а не прокурор, мое дело давать им образование и заниматься их воспитанием... Знаю!
– Так почему же ты говоришь о неопровержимых претензиях? Разве твое дело обличать, а не исправлять пороки?
– Правильно, я должна их облагораживать и возвышать душой, только как воспитывать, все прощая? Они сядут на голову, будут болтать ножками и покрикивать: "Быстрее вези, аккуратнее". Они не знают жалости...
– Не клевещи, Белла!..
– Я не клевещу: стоит оговориться на уроке, они торжествуют; стоит не выйти на работу, они радуются; стоит...
– Погоди, вспомни. Когда тебя на "скорой помощи" увозили из школы в больницу с острым приступом аппендицита, разве кто-нибудь ликовал?
– Это был особый случай! Они просто перепугались...
– Что ты говоришь, Белла! Разве девчонки не приносили тебе цветов в больницу, не присылали записок? Неужели у тебя повернется язык сказать, что они лицемерили?
– Не знаю! Цветы их научили отнести...
– Допустим. Но чего стоишь ты, воспитатель, если не научила их болеть чужой болью, прежде чем это сделал кто-то другой? Признайся, любишь ли ты своих учеников, Белла?
– Как понимать - любишь?
– Очень просто: любить - значит участвовать и разделять радость, горе, успех, падение, маленькую неприятность и большое несчастье...
– Раньше, когда я была моложе, я играла с ними в волейбол, ходила в лыжные походы, меня ругали строгие методисты: вы держитесь слишком нараспашку, так нельзя, надо соблюдать дистанцию...
– И ты поверила этим ханжам, Белла? Послушалась и застегнулась на все пуговицы, нацепила маску неприступной строгости, чуть-чуть смягчив ее иронией, которую мальчишки принимают за презрительное к ним снисхождение? Эх, Белла, Белла, расстегни хотя пару верхних пуговок, улыбнись...
Входит завхоз, прерывая изнурительный молчаливый диалог. Белла Борисовна недолюбливает завхоза, пожилого, неопрятного человека с неверными глазами и манерами отставного гусара, но сейчас она даже рада ему.