Щит и меч «майора Зорича»

Терещенко Анатолий Степанович

В семье Клухо они прожили несколько дней и встретили здесь Рождество. Вся троица считала этот день своим вторым рождением. Кстати, после войны начальник штаба разведгруппы Владимир Георгиевич Волостнов, живший в Москве, несколько раз приезжал с подарками к своему спасителю.

Второй «партизанской деревней», расположенной высоко в горах, куда немцы боялись подниматься, была деревушка Чичманы. К ней вели труднопроходимые дороги. А партизаны всегда находили там дом, приют и тепло.

Эти места для партизан являлись заповедными и святыми. Уже после войны начальник штаба отряда Зорича Владимир

Волостнов напишет в письме словацким школьникам:

«Никогда не забыть разговора с Ф. Гагарой (местным жителем. — А.Т.), когда он высказался в связи с нашим приходом, что один колосок в поле может не выдержать большой силы ветра, но когда их в поле вырастает много, не страшны никакие бури».

Отряду нередко приходилось перемещаться, маневрировать, а иногда быстро сниматься под самым носом у противника и уходить, используя наработанные хитрости. Отрывались от карателей, как правило, всегда благополучно. Давать кровопролитный бой или ввязываться в стычки в таких ситуациях, когда перед ними находились большие силы немцев и местных предателей, малочисленная группа, естественно, не могла — ей были нарезаны совсем другие задачи.

Людей надо было беречь для главной работы, которая могла нанести больший ущерб фашистам, чем уничтожение даже нескольких десятков гитлеровско-тиссовской солдатни.

Зорича сдерживал также урок, полученный в начале пути своего отряда, за что он получил выговор от своего начальства.

Слово Святогорову:

«Во время одного такого отхода после успешно проведенной боевой операции мне на собственном горьком опыте пришлось убедиться в том, что воистину от трагического до смешного — один шаг.

Вам, очевидно, случалось наблюдать во время демонстрации фильма о разведчиках такую картину: в самый, казалось бы, критический момент для героев в зале раздается смех. Поверьте старому разведчику — эти "веселые сюжеты" подбрасывает сама жизнь.

И ещё я один жизненный урок усвоил — в судьбе нет случайностей: человек скорее создаёт, нежели встречает свою судьбу.

В тот раз, уходя от карателей, нам пришлось преодолевать высочайший горный хребет, да ещё по глубокому снежному покрову. Нога моя болела нестерпимо: уже несколько часов кряду я не слезал с лошади. Хорошо ещё, что конь достался выносливый и довольно спокойного нрава. Его обычно умело и осторожно вел под уздцы наш товарищ — словак Ян Грушовский, дабы не причинить мне лишних страданий.

И вот во время ночного перехода Грушовский обернулся и, к своему удивлению и ужасу, увидел… лошадь бредет, понуро свесив голову, с порожним седлом — а меня на лошадке нет!

Позабыв об осторожности, Ян напролом бросился назад по горной тропе и вскоре обнаружил своего командира, который, ухватившись за толстую ветку дуба, повис над лощиной.

А всё оказалось просто. Над узкой тропой, по которой мы шли вдоль ущелья, раскинул свою крону могучий дуб. Одна из его толстых и крючковатых ветвей перекрыла мне, сидевшему на лошади, дорогу, как шлагбаумом, а нога, запакованная в лубки, не дала сманеврировать. Громко кричать я не мог, — не ровен час фашисты услышат. Ну а тихий мой окрик заглушал шум ручья да внезапные порывы ветра.

Выбора не было, и я,

ухватившись за ветку, повис над ущельем, пока меня не обнаружили и не сняли. Яну, конечно, нагорело за невнимание. Но и я ещё долгое время ловил во взглядах побратимов озорные искорки.

Преодолев перевал, мы возвратились на свою базу в Скицове. Врач отряда Войтех Эрбах, осмотрев мою почерневшую ногу, собрался её ампутировать. Так и сказал: "Другого выхода не вижу, как хирургически спасти тебе жизнь".

Это меня, естественно, опечалило. Я его попросил ещё раз пошевелить мозгами и найти какую-нибудь зацепочку, чтобы сохранить мне ногу.

Иного варианта он вначале не находил. Однако скоро передумал и взялся лечить; к счастью, всё обошлось. Он спас мне раненую ногу.

Это тоже стало моим очередным рождением».

После ухода от карателей, сделав приличный круг для заметания следов, группа Зорича снова возвратилась в Скицов. Теперь десантники обосновались прочно, соединившись с относительно крупным партизанским отрядом капитана Путилова. Партизанская база превратилась, по существу, в неприступный бастион с несколькими спиралями боевого охранения и хорошо замаскированных и скрытых от любопытных глаз дозоров.

Своя проверенная агентура стала работать по близлежащим селам и хуторам, добывая важные разведывательные сведения. Она же нередко предупреждала партизан о появлении карателей на дальних подступах к месту дислокации отряда.

Немедленно уничтожать партизан, десантников, подпольщиков — с такими категорическими указаниями следовали приказы начальнику полиции Скицова, подчиненные которого и так целыми днями прочесывали лесные массивы, скакали на лошадях по горам и, не жалея патронов, обстреливали чащобы и бросали гранаты на дно глубоких ущелий, оврагов и впадин.

Однажды бойцы охранения отряда заметили приближающуюся толпу каких-то гражданских людей. Решили проследить, куда и зачем они направляются. Неизвестные шли смело, как говорится, в полный рост, по направлению к месту расположения штаба партизан и его некоторых отрядов с лопатами, топорами и пилами, но… без оружия.

— Кто вы и куда путь держите, добрые люди? — спросил один из бойцов охранения, стоявший в дозоре на подступах к основной базе отряда.

— На помощь путиловцам, но только мы, как видите, с мирным оружием, которое должно вам помочь не меньше, как огнестрельное. Оно посильнее их пулемётов и мин. Обмануть дьявола — не грех, — загадочно пояснял высокого роста моложавый мужчина. Это был руководитель — старший группы словацких добровольцев.

Срочно доложили командованию.

Оказалось — в отряд пришли местные граждане с пилами и топорами и предложили свою помощь в устройстве завалов на окрестных дорогах, поднимающихся в горы.

И работа сразу же закипела — дружно запели пилы, гулко застучали топоры. С треском, ломая ветви крон, падали стволы крупных деревьев. Через некоторое время нагромождения из поваленных огромных стволов деревьев и веток присыпали снегом. Затем отлогий подъем плотно утрамбовали и хорошенько пролили водой. Мороз все эти своеобразные эскарпы за ночь сковал таким крепким льдом, что его партизаны назвали «водным бетоном», который не брала ни пуля, ни осколки.