Щит и меч. Книга вторая
Шрифт:
— Ольга останется у меня, сколько бы времени ни понадобилось на ее излечение.
Она предалась трогательным воспоминаниям. Рассказала, как однажды в детстве, заливаясь слезами, спасла новорожденного котенка, которого дворецкому приказали утопить.
Почти такую же приятную чувствительность пробудила Ольга и у советника.
За ужином он красноречиво рассуждал о долге христианина, цитировал библию, и глаза его увлажнялись, когда он следил за неловкими движениями девушки. Ее слепота казалась им обоим чем-то красивым, трогательным, что, по традиции, должно вызывать сострадание.
Оставив у себя Ольгу, баронесса, естественно, предложила и Вайсу погостить у нее.
Ей очень понравилась роль великодушной покровительницы слепой девушки.
Утром Вайс заметил, что она как-то подозрительно и настороженно
День тянулся томительно долго.
Ужинали при свечах в огромной, плохо отапливаемой столовой, где было сыро, как в погребе. Стены с содранными гобеленами, с панелями из резного дуба и высокие, стрельчатые окна с гербами на витражах придавали ей вид заброшенного храма.
Ужин был довольно скудный.
Баронесса в утешение напомнила советнику, что фюрер вегетарианец: не курит и не пьет вина и рекомендует всем капустные котлеты и минеральную водичку.
Советник взмолился:
— Моя жизнь слишком незначительна для того, чтобы я пытался продлить ее ценой подобных лишений, — и решительно протянул руку к графину с вином.
Ольгу баронесса посадила рядом с собой. Нарезала ей мяса. Уговаривала есть побольше.
Наблюдая за девушкой, Вайс заметил, как удивительно она преобразилась. Лицо ее стало умиротворенным, она улыбалась. Иоганн опасался этого счастливого выражения, но сейчас оно не представляло опасности: его можно было приписать благодарности за умилительное гостеприимство и заботу.
Советник, все время энергично наполнявший свой бокал, пришел в бодрое настроение и, склоняясь к Иоганну, рассказал ему:
— В тысяча девятьсот тридцатом году, помню, я был в гостях у Геринга. Он жил тогда в Шенебурге, в буржуазной квартирке средних размеров, и его первая супруга, милейшая женщина, страдающая тяжелым заболеванием сердца, угощала меня гороховым супом, который подала в фаянсовой тарелке ценой в полторы марки. А теперь господин Геринг — владелец концерна и славится как самый изысканный гурман. Только один его золотой сервиз стоит столько, сколько большое поместье. Как видите, занятие политикой может приносить доход не меньший, чем финансовые операции. Баронесса права. Скромность фюрера в еде общеизвестна. Он находит радости совсем в другом. Я помню, как еще до военных успехов фюрера в Европе его порученец предложил на одном аукционе у знаменитого антиквара девяносто тысяч золотых марок за картину Дефреггера. Как великий человек, фюрер позволяет себе вкладывать капиталы только в бессмертные произведения искусства, цена которых превосходит стоимость имущества многих солидных промышленников. И когда фюрер всенародно объявил, что у него нет текущего счета в банке, он сказал правду: каждый банк в интересах собственного процветания считает честью оказать ему любые финансовые услуги. Да, фюрер беззаветно любит искусство. Он лично дает живописцам указания по части техники, содержания, стиля. Они должны руководствоваться этими указаниями, если хотите, чтобы их произведения покупали. Музыкальные вкусы фюрера так же определенны и устойчивы, как и в живописи. «Мейстерзингеров» Вагнера он обычно заставляет повторять для себя десятки раз. Высоко ценит военную музыку. Но особый его восторг вызывает исполнение «Веселой вдовы» Легара. Он испытывает от этой музыки истинное высокое наслаждение. Его ближайшее окружение строжайше заботится о том, что какой-нибудь дерзкий наглец не осмелился сболтнуть при фюрера, что Легар был женат на еврейке. Это было бы трагедией для фюрера, крушением его идеала. Но еще больше фюрер преклоняется перед финансовым и промышленным гением величайших деятелей рейха, девиз которых подобен девизу, выгравированному на щите барона XIV века Веслингена: «Я, князь Вернер фон Веслинген, вождь большой шайки, враг бога, милосердия и жалости». Фюрера радует умение деловых великих немцев в сюртуках захватывать позиции в мировой экономике. Например, «ИГ Фарбениндустри», этот великолепный сплав монополий и картелей, добилась права контроля и влияет на исследовательские работы и производство главных химических и металлургических фирм мира. Еще до войны при помощи патентов и другими путями мы добились контроля над производством многих
Фон Клюге торжествующе заметил Вайсу:
— Вам, молодому абверовцу, следовало бы понять, что по сравнению с успехами в подобных операциях наших крупнейших концернов, деятельность вашей службы выглядит, ну, чтобы не обидеть адмирала Канариса, как пиратские набеги, в то время как мы, черные сюртуки, бесшумно завоевывали континенты в экономических битвах одними картельными соглашениями.
— А что же вы выиграли для себя в этих битвах? — полюбопытствовал Вайс.
Советник досадливо махнул рукой.
— Вы слушали о крахе кинофирмы «Фебус» еще в довоенные годы? Господин Канарис вложил в нее миллионы и вынудил меня стать его компаньоном.
— Вы поступили легкомысленно?
— Вовсе нет. Просто у господина Канариса имелись документы, касающиеся некоторых сторон моей прежней деятельности. И он предложил мне наиболее изящную форму получения интересующих меня бумаг. Вот я и вложил крупную сумму в эту фирму.
— Он заставил вас выкупить бумаги?
— Нет, просто это был наиболее благоразумный и деликатный способ сохранить наши дружеские отношения.
— Вы и сейчас друг адмирала?
— Безусловно. Это кристальной чистоты человек. И когда он оказался банкротом, то не позволил себе снова представить мне неприятные документы, хотя и сохранил их копии. Он мужественно перенес несчастье. И по его рекомендации я участвовал во время инфляции в финансовых операциях старика Тиссена.
— Вы знакомы с господином Гердом?
— Да, это серьезный делец, который стал на правильный путь, сочетая интересы фирмы своего тестя с политикой наци. Опыт работы в абвере, несомненно, пополнит его образование экономиста. Он сумеет ознакомиться с методикой и приемами исследования экономических потенциалов Востока.
Весь ужин говорил только советник. Баронесса и Ольга почти все время молчали и не вслушивались в застольную беседу мужчин.
В десять часов баронесса велела Ольге идти отдыхать и приказала Вайсу проводить девушку до отведенной ей комнаты.
44
На следующий вечер у баронессы собралось небольшое общество: пожилые, одетые со старомодной тщательностью, благовоспитанные люди.
Они были близки ей не только потому, что с ними у нее издавна установились тесные, подобные родственным связи, но и потому, что все они, как и сама баронесса, владели земельной собственностью или же вложили солидные капиталы в надежные предприятия с устойчивыми доходами.
Несмотря на почтенный возраст и полную обеспеченность, все они охотно заняли предложенные им пришедшими к власти нацистами чиновные должности. Ведь передать свой опыт новому руководству империи было их патриотическим долгом.
По-видимому, они полагали, и притом не без основания, что их юношеские идеалы, сложившиеся во времена монархии, не только не устарели сейчас, но возрождены фюрером с поспешностью и энергией, несвойственными деятелям минувшего столетия.
Доктор фон Клюге, правда, позволял себе сомневаться и в этом достоинстве Гитлера и утверждал, что Карл Лампрехт еще в девятисотые годы с большим даже красноречием, чем фюрер, провозглашал: «После кровавых побед мир будет изменен путем германизации».
Гости держали себя с той непринужденностью, какая возможна в кругу людей, равных по положению, занимаемому в обществе.
Герр Кранц, высокий, жилистый, плоский, с маленькой прилизанной головкой на высокой тонкой шее и с моноклем в левом глазу — правый всегда оставался презрительно сощуренным, — в первую мировую войну служил в уланах. Он считался тонким знатоком лошадей, и, очевидно, поэтому в концерне Круппа ему была предоставлена должность главного инспектора в управлении рабочей силой.