Щит веры – воину-защитнику в помощь. Часть 1
Шрифт:
Натан Аронович сидел довольный и по своей всегдашней привычке, когда был в хорошем настроении, потирал руки.
Думали мы все, что Вовка после всего сказанного откажется от последнего слова, а он встал и заговорил. Словно тяжесть с себя сбросил какую-то, выпрямился и стал даже выше ростом. Заговорил, и мы, что называется, рты раскрыли. Говорит о добре и зле, о чём Иисус Христос учил, почему он верит в Бога, что мы все бедные, жалкие, потому что не верим, что душа и ум наш от этого пусты. Он никогда не бывает один, с ним всегда Бог, «на Которого у него надежда и
Говорит, голос дрожит, вот-вот расплачется.
Натан Аронович делает председателю знак, чтобы он заставил Вовку Балашова замолчать, а тот не хочет прерывать Балашова. Вовка закончил словами: «Да, я верующий, и это моё дело. Судить меня никто не имеет права. У каждого человека есть совесть, она свободна, и другие люди не должны навязывать свои взгляды. Я верю в Бога и рад этому», – и остался стоять.
Говорил хорошо, захватил всех сидящих в зале. Мы ему устроили овацию. Никто из нас не думал, что молчаливый и застенчивый Вовка Балашов так мог говорить, откуда слова брал.
Прокурор, защитник, суд растерялись. Ребята народ честный, поняли Вовку, поняли, что мы не имеем права судить человека за его убеждения, да, кроме того, очень искренней и непосредственной была его речь, не вымученной.
Натан Аронович вскочил и крикнул председателю: «Зачитывайте приговор!» – а Коля Островский смущённо ответил: «Он же не виновен». И в воздухе повис вопрос: «Кто не виновен? Христос или Балашов?» – и как-то получилось так, что никто не виноват.
Натан Аронович передёрнулся, лицо пошло пятнами, голос сорвался, и он почти прошипел: «Довольно комедию разводить, нет никакого Христа, христианство – неудачное извращение иудейской религии. Это выдумки. Бога нет. Балашов нёс вредный бред. Читайте приговор!»
Председатель Коля Островский посоветовался с «заседателями» и объявил: «Суд решения, ввиду непонятных обстоятельств, не принял».
Расходились мы с заседания суда с тяжёлым сердцем, невесёлые. Потом были долгие споры, но что-то засело внутри у каждого из нас.
Недели через две Балашова перевели, по настоянию Натана Ароновича, в детский дом трудновоспитуемых ребят, а любимый преподаватель Натан Аронович потерял нашу любовь, и мы не тянулись больше к нему.
Оглядываясь назад, вижу, что Господь многими путями вёл меня к Себе. Лейтенант Каменев, сестра Марина, Вовка Балашов, учёба в семинарии, женитьба на Нине, трудная вначале жизнь в селе священником, служба в разведке и многое, многое другое, что я не рассказал Вам, были теми ступенями, по которым вёл меня Господь».
Спросила я о. Платона: «Как Вы узнали отца Арсения?»
«В храме, где я служу теперь, есть у меня духовный сын, хороший знакомый и друг отца Арсения, вот и попросил он у него разрешения приехать мне сюда. Вот и приехал. Благодарю за это Бога. Всю жизнь свою в его руки отдал, уезжаю прямо-таки обновлённым.
Приеду домой – Нину сюда направлю. Отец Арсений сказал, чтобы приехала».
Плотик
Встретилась я с Василием Андреевичем в начале 1970 года в доме Надежды Петровны. Среднего
Встречались несколько раз во время приездов к о. Арсению по субботам или воскресеньям за общим столом, однажды даже ехали вместе в Москву. Разговорились; больше говорила я, рассказывала о жизни о. Арсения в лагере, что-то о себе. Василий Андреевич внимательно слушал, а на мои вопросы отвечал односложно. Спросила, как он пришёл к Богу и к о. Арсению. Ответил, что в 1968 году его привёл о. Федор Петровский, знавший о. Арсения в пятидесятых годах по лагерю и ставший ещё тогда его духовным сыном.
О. Федора встречала два или три раза также за общим столом и знала, что служит в церкви Святой Троицы где-то под Калугой.
В один из моих очередных приездов опять встретилась с Василием Андреевичем. Собралось нас в эту субботу в домике Надежды Петровны человек десять, мы почти заканчивали пить чай. Разговор был оживлённый, вспоминали войну 1941–45 годах; кто-то упомянул, что участвовал во взятии Кенигсберга в апреле 1945 года. о. Арсений внимательно слушал говорившего и вдруг, обернувшись к Василию Андреевичу, сказал:
– Расскажите о переправе через Днепр.
Василий Андреевич от неожиданности смутился, потому что взоры всех сидящих за столом обратились на него. Помедлив, начал рассказывать о переправе и о чудесном спасении. Мы с глубоким интересом слушали, а когда Василий Андреевич закончил, о. Арсений сказал:
– Напишите об этом подробно, о таком люди должны знать!
Месяца через три Василий Андреевич передал мне написанное, и я, ничего не изменив, дала только название.
Дивизию нашу сосредоточили на левом берегу Днепра (был октябрь 1943 года) и приказали форсировать Днепр. Плоты, лодки, плотики стали сразу после приказа изготавливать. Делали всё сами из заборов, сараев, крестьянских домов, разбитых повозок. Сформировали из нас группы по пять, восемь, десять человек во главе с сержантами или младшими лейтенантами и приказали строить плоты и плотики. Пришёл лейтенант из саперного батальона, показал, что и как делать. Наука несложная: сколотили и связали большие плоты и огромное количество плотиков. Сделали шесты, длинные грубые вёсла.
К вечеру (кажется, 10 октября) плавсредства были готовы. Погода пасмурная, дождливая, холодная; ветер порывами, темень непроглядная. Около десяти вечера спустили плавсредства на воду; к нашему плотику прикрепили пулемёт, у каждого солдата был автомат. На больших плотах установили и привязали орудия, разобранные миномёты. Минут за двадцать до начала переправы наша артиллерия повела шквальный огонь по правому берегу для подавления немецких огневых точек, артиллерии, миномётов, живой силы. Немцы вначале обстреливали нас не часто, но как только обнаружили двигающиеся по Днепру, под прикрытием нашего огня, лодки, плоты и плотики, открыли ураганный огонь по левому берегу и плавсредствам, двигающимся по воде.