Щучка
Шрифт:
Первые крупные капли дождя, тёплые и желанные, упали в траву и Маше на нос. Они с Катей прибавили шагу и очень быстро оказались у пруда.
– Нашли-то её недели через две, представляешь? – Катя инстинктивно вжала голову в плечи, когда льняное платье на её спине покрылось мокрыми пятнами. – Видно за корягу зацепилась. Ужас такой… мальчишки купались, а тут она! Борис тогда этим делом занимался… Ничего-то от Зиночкиной красоты не осталось… Раздуло бедную. Но она, я тебе скажу, тоже со странностями была. Чудная – вечно по лесам да по полям бродила. Или сядет вот тут, у пруда, и смотрит перед собой,
Тяжёлые капли ещё продолжали падать, пока они шли через рощу, но солнечные лучи уже пробивались сквозь облачные просветы, согревая их мокрые плечи.
– Надо вот теперь поминки устраивать… – вдруг задумалась Катя. – Что там Серафима Николаевна решит…
– А разве не Дарья должна? – выдохнула Маша, увидев деревянную стену веранды.
–Ну да, конечно, – кивнула Катя. – Только ведь и здесь тоже соберёмся Аркашу проводить. По-людски надо…
Маша приподняла брови и искоса взглянула на домоправительницу. Неужели она серьёзно заявляет об этом? А что, если среди них сейчас человек, который отравил отчима Кости?
– Когда же будут известны результаты экспертизы? – осторожно спросила она.
– Борис сказал, что ускорит, – со знанием дела заявила Катя и утёрла лицо пухлой ладонью.
В холле они встретили Серафиму. Скользнув взглядом по Маше, она ничего не сказала, лишь коротко кивнула и скрылась в гостиной.
Маша вбежала на второй этаж и постучала в дверь Костиной комнаты.
– Где ты была? – обиженно произнёс Цапельский и шмыгнул носом.
– Плохо тебе? – Маша подошла к сидящему на кровати Косте и прижала его взъерошенную голову к своей груди. – Я твою тётю сейчас видела. Но она ничего не сказала. А ещё я в гостях была. Угадай, где?
Костя отстранился и уставился на неё своими тёплыми карими глазами. «Как телёнок, ей-богу!» – грустно умилилась Маша.
– У Люсьена была, представляешь? Ой, что там было… Отец его пришёл пьяный, избил Люську, за мной погнался… – Маша вздохнула.
– Ты, что, с ума с-сошла? – произнёс Костя и вывернулся из-под её рук. – А если бы что-то случилось, и он…
– Там Борис был этот, ваш, – процедила Маша и передёрнула плечами, – остановил его. А Люська… Ой, Костя, а вдруг он на Люську опять с кулаками полез?! Отец его хоть с виду и неказистый, но цепкий и злой. Такой может всё!
– Ты предлагаешь мне пойти спасать Люську? – усмехнулся Костя. – Да он и сам горазд на многое, уж поверь! Ничего ты о нём не знаешь! Он себя в обиду не даст.
Маша округлила глаза.
– Ничего не знаешь ты, Цапельский, как я посмотрю! И знать, по всей видимости, не хочешь! – Маша развернулась на пятках и вышла из комнаты.
Пришла к себе, перевесила плечики с сарафаном на оконную раму, чтобы он проветрился, затем упала на кровать и укрылась с головой покрывалом. «Это нервы. Всё пройдёт… Надо держать себя в руках.»
Скрипнула дверь, и Маша чуть отодвинулась к стене. Костя лёг боком, обхватив её за талию, и жарко задышал в шею.
…Они вздрогнули оба, когда через окно в комнату что-то влетело и упало на пол, громко стукнув. Надо же, как
– Ты слышал?
Костя нехотя поднялся, подошёл к окну и перегнулся через подоконник. Маша протёрла глаза – вечерние сумерки укрывали сад, словно проглотив несколько часов, как будто их и не было.
– Не вижу ничего, – прошептал Костя.
– Дай я посмотрю, – Маша почему-то уже догадывалась, что это никто иной, как Люська. Вот только остался ли он стоять под окнами, увидев Костю? Она оттеснила Цапельского и негромко свистнула.
Кусты зашевелились, и светлая голова Люсьена замаячила внизу.
Маша повернулась к Косте. Тот ошарашенно переводил взгляд с неё на Люсьена.
– Пойдём, Цапельский. Люська уговаривать не будет.
Они спустились вниз и проскользнули мимо дверей гостиной, где в этот момент находились оставшиеся члены семьи. Цапельские сидели молча, играли в карты, и лампа под кружевным абажуром, стоявшая посреди большого стола, отбрасывала тени на стены и лица присутствующих. У Маши мороз по коже прошёл, когда она увидела Софью Дмитриевну – восковая кожа её светилась в тусклом свете сквозь голубоватый дым трубки.
«Репетиция поминок…»
– Привет! – Люська демонстративно держал руки в карманах.
– Привет, – ответил Костя.
– Ты как узнал, где моя комната? – удивлённо спросила Маша.
– По сарафану, как ещё? – усмехнулся Люська. – Он тебе очень идёт.
– Какого чёрта? – начал Костя. – Ты, вообще, в курсе, что…
– Тихо, тихо! В курсе он. Как твой синяк? – Маша протянула руку к лицу Люськи, но он дёрнулся в сторону и, шагнув, скрылся в тени. Оттуда уже глухо произнёс:
– Пошли к реке. Я там веток накидал днём ещё. Костёр разожжём. Может, это, – Люська обратился к Косте и кивнул в сторону освещённого входа, – хлеба возьмёшь? Пожарим…
Маша дёрнула Костю за рукав, и он, ещё немного подумав, согласился. Но потащил с собой и Машу, словно боялся оставить её с Люсьеном.
Они дождались, когда Катя с подносом уйдёт в гостиную, и успели за пару минут прихватить батон хлеба и выйти незаметно из дома.
– Вот зачем я это делаю? – бурчал Костя, двигаясь вслед за Машей, которая шла за Люсьеном. – Чего вы добиваетесь?
– Не нравится – возвращайся, – ответила Маша и всё же скрестила пальцы на обеих руках. Она была так благодарна сейчас Люське за то, что он пришёл и нашёл в себе силы поддержать Цапельского. Ну не получится, значит не получится… Маша подумала о том, как это важно и нужно, когда находится человек, готовый выслушать тебя в трудную минуту… Такой, как Фёдор Кузьмич, или Катя, или Люсьен…
Идти в темноте было странно и немного боязно, но Люська шёл твёрдым шагом, раздвигая руками высокую траву перед собой.
Они вышли к реке. Костя стоял, сложив руки на груди и наблюдая за тем, как Люська разжигает костёр. Тот деловито сложил припасённые ветки, чиркнул спичкой, спрятав огонёк между ладонями, и поднёс его к древесной коре. Слабый огонёк на мгновение замер, а затем с любопытством побежал по веткам. Когда Маша стала насаживать на сучок куски хлеба, Люсьен остановил её:
– Смочи водой сначала, а то сгорит. На вот, у меня здесь бутылка с водой.