Щупальца Альянса: Увертюра

Браусенко-Кузнецов Александр

Жаль. Жаль, что придётся ни с чем возвращаться. Кстати, вернуться – неминуемая смерть. Общая смерть. Крейсер «Антарес» стартует к смерти часа через три.

– Чё, ушей не прочистил? Я сказал – вали! – зверь уже проявлял агрессию не только в тоне, а и мимику подключил.

Продолжать мяться на месте?

– А вот не уйду. Что ты мне сделаешь?

Глупый ход. Донельзя глупый. Вызывающий тон? Провокация рукоприкладства? Всякий солдат к такому готов, а вот имперский пилот – не всякий. У гориллы веер возможностей, у тебя лишь одна –

терпеть. Есть ещё, конечно, шанс убежать раньше увечащего удара, но тогда как бы не пришлось возвращаться… Оракул сказал: этот горилла Родригесов!

– Что сделаю? Ой, что же мне сделать? – забавляясь, прогнусавил десантник. Он болтал, изготавливаясь к нанесению удара, и стажёр легко догадался: будет бить в середине следующей фразы. Развернётся внезапно, вломит со всей обезьяньей дури. Но…

Но в самом рисунке скрытных подготовительных движений для Родригеса словно сверкнул маячок надежды. Неужели?..

Маячок засиял путеводной звездой, альфой Скорпиона на древних картах, когда лапища десантника скользнула вверх по древку тяжёлого бластера. Очень знакомое движение. Да, это оно! Совсем недавно Родригесу довелось его наблюдать – ну минимум дважды.

Прикладом! Вмажет сейчас прикладом, благо, вес у бластера в самый раз, чтобы крушить черепа и ломать лицевые кости.

Кости гражданских. Которые бластера в жизни своей не видели.

Но Родригес-то не гражданский. Будущий имперский пилот.

За что?

Ну за что?

За что такое презрение?

Когда тяжёлый приклад бластергана поравнялся с лицом Родригеса, то лица в точке встречи уж пары мгновений не было. Поднырнув под массивную дуру, стажёр лихо щёлкнул предохранителем, переводя её из режима дробящего оружия в менее тупой и смертельно опасный. Будет лупить очередями! В обратную от приклада сторону.

Что, хренов десантник, не ожидал?

До спускового крючка дотянулся не сразу. Горилла резко вывернул ствол, пытаясь его руку стряхнуть. Вывихнутую кисть обожгло болью. Но это цветочки в нежном весеннем букете – по сравнению с тем, что и как прилетело и обожгло противника.

Космодесантник давно присел на пол с напрочь снесённой харей, а бластер плевался в стены и потолок всё новыми очередями – лишь потому, что Родригесу не удавалось убрать со спускового крючка неестественно вывернутые пальцы.

6

Расцепить непослушные пальцы помог доктор Гонсалес. Осмотрел кисть руки – всё-таки врач. Сказал с огорчением:

– Расстрелял почти весь боезаряд.

– А рука?

– Ничего, срастётся.

Следом за доктором подбежали Трентон и Гаррис.

– Круто. А я до конца сомневался, – пыхтел Трентон.

Гаррис измерил его укоризненным взглядом. В ком усомниться вздумал – в его ночном голосе?

В арсенал проникали с помощью запасного голо-ключа (а может, голо-отмычки?). Чем бы он ни был, Гонсалес очень кстати его раздобыл.

Вооружились,

что называется, до зубов. Бластеры, плазмоганы, ручные силовые щиты. Себе и для тех парней, что, быть может, присоединятся.

Решатся ли? Почему бы и нет. Так и так умирать.

– Джой, – обратился Гонсалес к Гаррису, – погляди-ка, никто ли не пялится в погашенный нами экран из арсенала. Если поднимут тревогу…

– Да нет, всё спокойно, – связист включил свой приборчик. – Эти, в рубке, поглощены телемостом с кают-компанией. Уткнулись в голограмму перед собой, по сторонам не зыркают… Сбывается, док, сбывается!

– Тогда гаси тюремный экран, – распорядился врач. – Идём вызволять Алонсо.

– Все? – уточнил Родригес, пытаясь управлять пальцами пострадавшей руки. Каждое движение отзывалось болью.

– Нет. Я и Трентон – двоих достаточно. Вы же с Гаррисом – ждите нас в коридоре зет, близ поворота к ангарам.

– Как сказал голос, Алонсо спасти удастся? – забеспокоился Трентон, пока связист колдовал с приборчиком, входя в систему голо-связи «Антареса». Хороший вопрос на дорожку.

Гаррис ответил:

– Голос не исключил.

– То есть, – прикинул Родригес, – вероятность меньше? То есть не исключено, что…

– Такова жизнь, – оборвал Гонсалес. – Если пилот Алонсо катер не выведет, тогда выведет пилот Эстебан. Если и с ним беда – значит, пилот Родригес. Идём, Трентон: промедление приближает звёздный час стажёра, но не наш с тобой.

Стараясь не отсвечивать бластерами, разошлись. Родригес и Гаррис – к условленному месту ожидания, Гонсалес и Трентон – в зону второго шага этой безумной отчаянной операции.

Гаррис включил свой прибор. Первым делом прошёлся по рубке с кают-компанией: было ясно, что там судьбоносные решения приняты, победил проект Монарро, дело за конкретизацией самых последних деталей.

Всех обрядить в костюмы полной защиты? И это должно помочь? Против системы, которая видит живое сквозь корпуса катеров? Эх, во что только люди не расположены верить, когда реальность смертельна и абсолютно глупа…

Ой, а наш проект, круто замешанный на полуночном бреде Гарриса? Не покажется ли его фундамент со стороны ещё более шатким? Псевдонаука против псевдорелигиозной веры – вот что сцепилось в «Антаресе» накануне его неминуемой безвозвратной гибели.

– Наверное, наши к тюремному отсеку уже добрались, – напомнил связисту Родригес.

Гаррис тут же перенастроил приборчик на коридор перед нужной дверью – что сказать, молодец, хорошо ориентируется и в пространстве крейсера, и в путях визуальных коммуникаций.

Успели вовремя, чтобы солдат, стоящих там на часах, застать в их недолгом здравии. Несколько мгновений они простояли живыми, дальше рухнули, как подкошенные. По всему, приближаясь к нужному месту, Трентон с Гонсалесом открыли прицельный огонь ещё издали. Первым долгом подрубили противнику ноги, потом добили.