Щупальца спрута
Шрифт:
– Люблю, – охотно закивала зечка.
– А ты не думаешь о том, – сказал вдруг полковник, – что пока ты будешь отбывать тут срок, твой любимый найдет себе другую бабу. Да и кто ты вообще для него? Всего лишь – забава. Позабавился с тобой, позабавится и с другой.
Но девушка твердо стояла на своем. Даже вела себя немного нагловато, что особенно не нравилось Зубрикову. Все ж таки он начальник колонии. Распоясалась девица не в меру. Надо бы на место ее поставить.
Зечка улыбнулась.
– Напрасно вы, гражданин начальник, меня так называете, – посчитала она сказанное
– Значит, ты можешь знать, или хотя бы догадываться, где твой любимый прячет награбленное у народа?
– Что вы? Бог с вами. Он никого не грабил. Люди сами ему несли, – вступилась зечка за Мордовцева, считая нападки полковника в высшей степени незаслуженными.
Но у Зубрикова на этот счет было свое мнение.
– Это можно трактовать по-разному, хотя мы говорим с тобой об одном и том же. Деньги эти не должны принадлежать Мордовцеву, – сказал полковник, приходя к невеселым размышлениям по поводу своего предложения и начиная понимать, что вряд ли ему удастся окончательно склонить эту барышню поработать на него. У девицы оказался довольно стойкий характер. А с ее болтливым язычком и до беды не далеко. Теперь разболтает об их разговоре в бараке.
Девушка хотела что-то сказать, наверное опять противоречащее замыслу полковника. Раскрыла свой прелестный ротик. Глупышка не осознавала своего положения. И как оказалось зря.
Потеряв всякое терпение, Зубриков резко поднялся с кресла и подскочив к сидящей на стуле зечке, схватил ее за волосы.
– Послушай меня внимательно, сука! Восемь лет назад я сам поддался искушению. Поверил в обещания твоего любезного Мордовцева и отдал ему пятнадцать тысяч долларов. Но за все это время я не только не получил процентов, а даже не вернул своих денег. Смекаешь? – Он повернул голову зечки на бок, и уже приготовился ребром ладони как топором ударить ее по шее. Не слишком сильно. Так, чтобы она всего лишь почувствовала боль. И поняла, в чьей она власти.
Девушка испуганно сжалась, втягивая насколько это оказалось возможным голову в плечи. Скосила глаза на Зубрикова.
– Не надо. Не бейте меня, – попросила она, догадавшись, что может с ней произойти через секунду. – Я напишу ему. Попрошу, чтобы он вернул вам ваши деньги. Только не бейте. Вот увидите. Он вам все отдаст. Вернет.
– А народу он тоже вернет? – злобно прошипел Зубриков на самое ухо зечке.
Та заерзала на стуле, пытаясь вернуть голову в то положение, как она должна быть. Но Зубриков не давал, крепко держал ее волосы в своей руке.
– Мы разговаривали об этом. Он обещал, что вернет деньги всем людям. Только пока надо подождать, – с наивностью ребенка заявила девушка, перестав сопротивляться и ослабив мышцы шее.
Зубриков расхохотался.
– Наивная. И ты в это веришь? – спросил он, стараясь понять, неужели эта девица и в самом деле такая глупенькая, что готова верить болтовне мошенника. Ведь если бы он хотел это сделать, давно бы вернул все до копеечки.
Девушка не ответила. Глядя в ее глаза, полковник отбросил все сомнения: она не верила в то,
Зубриков и не отвергал, что возможно, между ней и Мордовцевым действительно такой разговор был и тот ей пообещал о возврате денег. Но это всего лишь пустое обещание. Наобещать он мог чего угодно, особенно если это происходило в постели.
– Дайте, я позвоню ему. Я объясню все. Попрошу… – пыталась она убедить Зубрикова, что готова прямо сейчас и легко решить его финансовую проблему в сумме пятнадцати тысяч долларов. Вызывая этим у полковника усмешку.
– Только и всего?
Девушка растерянно захлопала глазами.
– А сколько вам надо? – поинтересовалась она, заподозрив полковника в неуемном аппетите. И оказалась права.
– Я хочу вернуть свои деньги с процентами за восемь лет. Разве ты не поняла? А заодно и наказать Мордовцева. Те три года, что он провел в тюрьме, это не наказание для него, а проживание в гостинице. Отдельная камера с кондиционером. Холодильник. Телевизор. Нет, это государство его всего лишь пожурило. Похлопало по попке, как младенца за шалость. А я полковник Зубриков – действительно накажу его. Я оставлю его без копейки. Он останется нищий. И когда ему будет не на что жрать, он поймет тех людей, кого обобрал до нитки. Слушай сюда, детка. В общем так, если ты мне поможешь, то очень скоро окажешься на свободе…
– Он обещал, что заплатит и меня через год отпустят, – робко произнесла девушка, пытаясь навязать Зубрикову мысль, что и без его участия может очутиться на свободе. Но полковник ее наивности только усмехнулся. Глупышка. В уверенности ей, конечно, не откажешь. Только здесь за колючкой эта уверенность ничего не стоит. И случается, год проведенный здесь можно сравнивать с десятком лет вырванных из жизни.
Полковник сжалился, и разжав пальцы, выпустил ее волосы.
– Ты еще проживи этот год, – в его голосе звучала откровенная насмешка. – Иногда так случается, что на зоне люди быстро умирают. Вроде бы здоровая баба, а вдруг умирает. Потому что у нас тут не рай, а исправительное учреждение. Чистилище, где с таких как ты, мы соскабливаем греховную грязь. Чтоб на свободу ты, как говорится, вышла с чистой совестью. Но мы ведь можем и перестараться, и так отскоблить тебя, что через год, если ты все-таки и выйдешь отсюда, то такой, что Мордовцев и не посмотрит на тебя. Из холеной самки ты превратишься в тощугу, на которую даже у привокзальных бомжей хер не поднимется. Твои сиськи повиснут, как у старухи. А круглая жопа, провалится. И кому ты тогда будешь нужна? Подумай хорошенько, – предложил Зубриков.
Девушка всхлипнула и вдруг заплакала. Она и сама понимала, что то время, которое проведет здесь, ей раем не покажется. И с каждым днем с ее лица спадает лоск. От переживаний. От тоски. И вообще, ото всего, что окружает ее здесь. А значит, хозяин прав, деваться ей некуда и о свободе пока лишь всего можно только мечтать.
Взяв со стола стакан с коньяком, она поднесла его ко рту. На этот раз морщиться не стала. Выпила. И утерев уголком косынки слезы, проговорила отрешенно:
– Я согласна.