Сдайся

Чепурнова Тата

– Отлично. Ты главное теперь не влюбись в меня, это я только на вид такой доступный, – вместо удивления на мой откровенный стеб, Марта излучает спокойную решимость. Делает скользящий шажочек в мою сторону и замирает вместе с пульсом в моих венах. Чтобы спустя несколько томительных секунд пустить сердцебиение в галоп от поцелуя, переходящего от невинного касания губ до дерзкого, почти мучительного покусывания.

Незнакомцы

Марта

В кабинете слишком душно, приватная обстановка наполнена запахами табака, марочного спиртного и дорогого парфюма, всё, как он любит.

Во всём этом густом мареве трудно находиться, стойкая потребность сделать шаг назад, блёкло теряется перед необходимостью сдержать обещание.

Я же тут бывать не люблю, меня угнетают мрачные серые стены закрытого клуба, но больше всего удручает всё то, что происходит вне этих пафосных стен.

Бои без правил – жестокость, помноженная на азарт, жажду денег и неконтролируемое желание вколачивать кулаки в чужую плоть. Выбивать из неё пот и кровь, животный страх и изнуряющую боль, стоны поражений и вой побед, калечить, а иногда и лишать жизни.

– Что-то случилось? – пока ещё спокойно интересуюсь я, стараясь при этом улыбаться как можно безмятежнее, давясь отвращением от окружения.

Несколько бойцов сразу покидают комнату, никак не привлекая моего внимания, но получая одобрение – резким жестом руки хозяина клуба. Каждый из них держится за это место, не прекословит и готов на многое ради шанса остаться в обойме.

– Нет, – коротко отзывается Ринат, расслабленно облокачиваясь на спинку кресла и приглашая занять свободное место подле себя. Он, как всегда собран и подтянут, сосредоточен, почти ослепляюще самоуверен. А я рядом с ним жалкая тень, так часто пытающаяся обрести очертания и свой голос, не революцией, но чётким его осознанием, что я не его вещь.

– Тогда почему мы встречаемся здесь? – очередная попытка отстоять права, как об стену горохом. Ринат даже недовольно уворачивается от поцелуя, показывая всем своим видом, что не терпит вольностей в присутствие посторонних. – Почему не ресторан, кафе, кино, да что угодно.

Вспыльчиво перечисляю варианты, проговаривая их как можно быстрей и громче, пока еще не вся смелость растворилась в сизых струйках дыма.

– У меня деловая встреча, её я не мог отменить даже…

– Даже ради меня?! – договариваю за Рината, перехватив вибрирующую волну недовольства, прикусываю язык, совсем не вовремя. Слово, ведь не воробей, выпорхнуло и в самый лоб. Остаётся лишь ждать – гнева ли, или зачитывания мне моих прав и обязанностей, и все это по знакомому сюжету.

– Я многим жертвую, а в ответ два дня подряд звоню в тишину. И звонки-то вроде проходят, и абонент не выключен, но бессовестно игнорит.

Дымя сигаретой Ринат изредка кидает на меня осуждающий взгляд, буквально буравит или же намеревается своей грозностью впечатать меня в кресло. К слову сказать – это излишняя манипуляция, без гляделок я, давно вжавшись в мягкую велюровую обивку, боюсь пошевелиться. Жмусь так сильно, что рискую опрокинуться на пол вместе с креслом, потеряв равновесие и саму себя где-то возле его ног.

Неприятный пресс осуждения прерывается стуком в дверь и моим своевременным вздохом облегчения.

– Эдик не вышел, на замену только он.

Сердце стучит с отчаянной и болезненной частотой, в такт шагам входящих, в одном из которых я узнаю Лёшку. Тело покрывается холодной испариной, а мысленные уговоры

не слишком трястись от волнения, не помогают. На нём кроме тренировочных штанов, перекинутого через плечо полотенца и кроссовок больше ничего нет.

Я не смею взглянуть в сторону Лёши, чтобы получше его разглядеть, но чувствую, как тот прожигает меня ненавистным взглядом, озлобленным, шокированным, режущим натянутые нервы. Он, так же, как и я на грани. На грани непонимания, с чем связана такая нелепая шутка судьбы.

– С Эдика снять процент со ставок, последнее предупреждение и больше его в клубе не будет. Парень, тебе сегодня крупно повезло.

Мне вдруг захотелось заорать, что для парня возможность биться в клетке ни черта не должна приравниваться к везению. Но я молчу. Стойкое постыдное желание, запылав смущением на щеках, быстро сменяется ступором, в котором я заворожено смотрю на ошалевшего Лёшку.

Ресницы его резко вздрагивают, будто силятся держать веки открытыми, смотреть на меня и наказывать за холодность встречи. Руки сжимаются в кулаки, вся агрессия сосредотачивается в поигрывающих желваках и в неестественно выпрямленной спине.

– Вы знакомы? – тягучий голос, как яд проникает под кожу, вытравливая спокойствие, заменяя его леденящей душу опаской. Знакомая оторопь нешуточно растёт, ввинчиваясь простым вопросом, ответ на который в любом случае меня убьёт. Будь то правдивое согласие, или лживое отрицание, ничего сейчас не исправит, я буду под ударом в любом случае. Так же как и ни в чем неповинный Лёша, опрометчиво связавшийся со мной.

– Нет, – с дрожью шепчу, так и не справившись с интонацией, позорно выдав свой внутренний надлом. – Откуда мне знать всех твоих бойцов? Я не интересуюсь варварским видом спорта, кровавое развлечение не для меня, ты же знаешь.

Торопливо касаюсь щеки, смахивая налипший волосок, понимая что нервозностью больше вызываю подозрений, подпитываю и без того сильное недоверие Рината. Ведь он подмечает любую перемену во мне, необыкновенной прозорливостью может обнаружить грех, к которому я была близка не единожды.

– Знаю. А ещё я хорошо знаком с твоей мимикой. Восторг от дорогих подарков всегда искрится в твоих глазах, а благодарность за них находит искренний отклик в уголках губ, – сурово стыдит меня при всех, вешая ярлык "заядлой охотницы" за материальными благами. А мне совершенно плевать, мысли сбиваются в кашу, мучительно волнующе заставляя думать о Лёше, о его реакции на этот спектакль, о его выводах на услышанную полуправду, о последствиях и о том, что я теперь неумолимо теряю.

– Повторяю ещё раз, – более грубо произношу я, наконец-то совладав с вибрацией голоса. – Я не знакома с…

– Леший, – от произнесенного Ринатом прозвища в некой пренебрежительной форме, я замираю, переставая дышать, словно готовлюсь к прыжку в бездну. А что там на её дне и в самых страшных догадках мне неведомо. – Можешь быть свободен. Готовься к бою.

Он молча кивает, а направившись к двери, держится ближе к стене, обходя меня как прокажённую. Приходится призвать все свои силы, чтобы гордо выпрямить спину, проглотить тугой ком и как ни в чем не бывало принять принесенный бокал. Ухватиться за хрупкую стеклянную ножку до боли в пальцах, которыми мне всё больше хочется вцепиться в удаляющуюся спину Лёши.