Сделано в СССР
Шрифт:
Почувствовав на себе чей-то тяжёлый взгляд, я посмотрел на поле, и увидел там Грининого классного руководителя. Хороший дядька. Каждый раз, когда я приезжал на лечение, он приводил парня, и сам садился рядом с ним. При этом он всем своим видом давал понять, что ни при каких обстоятельствах с места не сдвинется. Побольше бы нам таких тренеров – педагогов, относящихся к своим воспитанникам, как к собственным детям.
Я на секунду прикрыл глаза, и кивнул ему, улыбаясь. Всё хорошо. Тренер рубанул кулаком воздух перед собой и закинул голову вверх, подставляя своё ожившее лицо весеннему солнышку. Интересно, это он так загорать устроился, или Богу помолиться надумал… Да-а, хоть бы и Богу. Не тот случай, чтобы с него за это спрашивать.
– А ты знаешь, из
Осуждающе рявкнул клаксоном проезжающий мимо нас автобус, недовольно отметив моё виляние по дороге и поспешную, не совсем корректную остановку.
– У нас будет ребёнок? – задал я жене вопрос, машинально поглядев на её живот. Чего там смотреть-то. Неделю же назад сам её диагностировал. Было бы что, так всяко бы заметил, а за неделю животики просто так не вырастают. Головой-то это понимаю, а глаза всё равно своей жизнью живут.
– Нет, с чего ты взял? Или тебя это пугает? Мы же решили, что мне нужно сначала институт закончить, – в несколько предложений умудрилась супруга так вывернуть ситуацию, что я ещё и крайним оказался.
– Жаль, – покачал я головой, – Действительно жаль.
Ни капли не вру. Тут, не так давно, мне одна мысль в голову втемяшилась, да настолько плотно, что на какое-то время высадила меня напрочь из реальности. Мыслишка на первый взгляд простенькая, но… Я вдруг сообразил, что ни в одной из прожитых жизней, после всех своих реинкарнаций, я ни разу не заимел детей. Всё как-то не получалось. То меня убивали раньше времени, то мои спутницы пропадали или оказывались от меня в тысячах километров. Короче, причин было много, спутниц жизни тоже хватало, а деток почему-то не наблюдалось. Загадка, однако.
Не хотелось бы думать, что отсутствие детей предопределено мне свыше. Вроде, как я не совсем запланированный разумный в этом мире, можно сказать – однозначно чужой, не от мира сего, и потомство от меня может нарушить чего-то там из всемирного равновесия. Угу, вроде той детской сказки, про раздавленную бабочку, только с точностью до наоборот. Гаденькая мыслишка. Никакой радости она мне не приносит и, признаюсь, изрядно волнует к тому же. Можно сказать – мешает жить.
Вроде и понимаю, что это ересь несусветная. К примеру, закажу я на завтрак поросёнка в какой-то приличной стране, и что? Мир вдруг переменится? Да не фига. Инерционность у него, как у тепловоза против той же бабочки…
– Ты сейчас опять за компьютер засядешь? – прервала мои невесёлые размышления Ольга.
– Нет. Я с ним почти закончил. Думал на студию заскочить. С ребятами переговорить надо, – ответил я, взглянув на часы. Поговорить с музыкантами действительно есть о чём. «Руководящие товарищи» уже не раз мне намекали, а наиболее твердолобые партократы и прямым текстом высказывали, что космонавту, награждённому высшим государственным орденом, не к лицу биться об сцену под «буги – вуги». С чего вдруг они решили, что я имею отношение к блюзовому построению аккордов с их остинатным повторением, мне не слишком понятно, да и сам стиль этих буг и вуг был популярен во времена их давно ушедшей молодости, а вот на тебе – запомнили же. Как ругательное слово научились применять. Но, как ни горько сознавать, в чём-то они правы. И вопрос даже не в социальном статусе. Плевал бы я на него с высокой колокольни. Ан нет, не могу. За мной ДЕЛО стоит, и команда, на меня поставившая. Не все поймут моё увлечение музыкой правильно, и в первую очередь этими «не всеми» могут оказаться представители старшего поколения, занимающие сегодня ключевые посты в правительстве. Подведу ребят.
Подросли у нас в «конторе» сильные харизматичные личности. Оперились, силу почувствовали. Многие уже сейчас уверенно чувствуют себя на месте руководителей направлений. Ещё годик – другой и им сам чёрт не брат будет.
Опытные современные руководители, досконально
10
ВПШ – высшая партийная школа, которая давала своим слушателям законченное высшее партийно-политическое образование.
Одним из моих любимых развлечений были как раз разговоры с подобными партийными деятелями. Очень мне нравилось цитировать им Ленина, а ещё больше – обоих крайних националистов – Маркса и Энгельса. Выученные по выхолощенным выжимкам, гражданские комиссары и не предполагали, что «сладкая парочка», существовавщая на английские дотации, по жизни являлась заклятыми врагами славян, и призывала к их тотальному уничтожению. Особенно старался Энгельс.
«На сентиментальные фразы о братстве, обращаемые к нам от имени самых контрреволюционных наций Европы, мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть у немцев их первой революционной страстью; со времени революции к этому прибавилась ненависть к чехам и хорватам, и только при помощи самого решительного терроризма против этих славянских народов можем мы совместно с поляками и мадьярами оградить революцию от опасности. Мы знаем теперь, где сконцентрированы враги революции: в России и в славянских областях Австрии; и никакие фразы и указания на неопределенное демократическое будущее этих стран не помешают нам относиться к нашим врагам, как к врагам» (Ф. Энгельс. Демократический панславизм. Соч., т. 6, с. 305–306.)
Иногда мне удавалась шутка, где я сначала приводил подобные цитаты, а наши славные коммунисты уверенно и компетентно определяли по ним авторство Гитлера или Геббельса. И только потом узнавали, что мои цитаты принадлежат их же кумирам и основоположникам.
Особо я с таким юмором не борщил. Не больше одной цитаты на отдельно взятого парторга, а то точно не правильно поймут, и наверняка настучат куда положено. Для них это нормально.
Вряд ли кто в СССР читал полное собрание сочинений своих теоретических вдохновителей. Большинство коммунистов освоили теоретические знания в пределах десятка обязательных работ, и посчитали такие знания вполне достаточными. Но часть интеллектуальной политической элиты всё же читала Маркса и Энгельса очень внимательно и в приличном объёме. От этих работ они получили достаточно – и заряд евроцентризма, и «смелость» мысли, делящей народы на прогрессивные западные и реакционные славянские, и прокаленную в многочисленных теоретических спорах русофобию.
Я почему-то уверен, что и Володя Ульянов, он же товарищ Ленин, наступил на те же грабли. Казнь его старшего брата террориста, ссылка и собственная неудавшаяся карьера были для «интеллигента-эмигранта» достойным поводом, чтобы чувствовать себя обиженным и не испытывать к исторической родине и её народу большой любви.
Даже Гитлер, который по его же словам учился ненависти к России по сочинениям Маркса, и тот знал труды основоположников марксизма получше, чем большинство нынешних парторгов.
Иногда ошарашенные цитатами собеседники меня пытались убедить, что Маркс с Энгельсом имели ввиду не сами славянские народы, а те государства, которые ими были заселены, но как-то не складывался пазл. Вряд ли у основоположников был настолько малый словарный запас и убогие понятия, чтобы они не заметили никакой разницы между народом и государственным строем. А писали-то они именно про народ. Про нацию. Поэтому я предпочитал остаться при своих…
– Дети к тебе всё-таки льнут, а фигуристые девочки фигуристки ещё и глазки строить пытаются, – решила продолжить супруга свои обличения, впрочем, без особого накала.