Сделай последний шаг
Шрифт:
— Ты намазалась кремом?
Я умудрилась кивнуть в лежачем положении, а потом села.
— Хорошо. Ненавижу, когда нежная белая кожа становится розовой.
Он считал, что у меня нежная белая кожа. Это прозвучало как комплимент, но мне показалось, что благодарить за него не стоит.
— Я намазалась немного, перед тем как выйти из дома.
Раш продолжал меня разглядывать. Я с трудом подавила в себе желание схватить майку и натянуть ее поверх бикини. У меня было не такое тело, как у его девушек, и мне не хотелось думать, что он меня с ними сравнивает.
— Ты сегодня не работаешь? —
Я затрясла головой и сказала:
— У меня сегодня выходной.
— И как работа?
Раш вел себя, можно сказать, мило. По крайней мере, он меня не избегал. Это было глупо с моей стороны, но я жаждала его внимания. Меня к нему тянуло, и я не могла себе это объяснить. Он старался держать дистанцию, а я хотела быть к нему ближе.
Раш склонил голову набок и приподнял одну бровь, словно ждал от меня чего-то.
Ах да, он же задал вопрос. Все эти проклятые серебристые глаза. Они не давали мне сосредоточиться.
— Что? — спросила я и почувствовала, что краснею.
Раш усмехнулся и спокойно осведомился:
— Как тебе работа?
Пора было прекращать вести себя в его присутствии как идиотка. Я выпрямилась и сказала:
— Хорошо. Мне нравится.
— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся Раш и посмотрел на океан.
Я попыталась понять, о чем это он, но не поняла и поэтому спросила:
— Что значит — не сомневаюсь?
Раш перевел взгляд на меня, а потом снова повернулся к океану.
— Ты все знаешь о своей внешности, Блэр. Я уж не говорю о твоей дьявольски милой улыбке. Игроки на площадке хорошо тебе платят.
Раш был прав насчет чаевых. А еще мне стало труднее дышать оттого, что он так на меня смотрит. Мне хотелось, чтобы ему нравилось то, что он видит, и в то же время пугало то, к чему это может привести.
Вдруг он передумает держать дистанцию? Смогу ли я тогда устоять?
Какое-то время мы сидели молча. Раш смотрел прямо перед собой. Он крепко стиснул челюсти и нахмурился. Было видно, что он о чем-то задумался. Я мысленно отмотала всю нашу короткую беседу и не нашла ничего, что могло бы его расстроить.
Раш снова посмотрел на меня:
— Давно твоя мама умерла?
Мне не хотелось говорить о маме. Тем более с Рашем. Но не ответить на вопрос было бы грубостью с моей стороны.
— Тридцать шесть дней назад.
У Раша заходили желваки, как будто он на кого-то злился, морщинки на лбу стали глубже.
— Твой отец знал, что она болеет?
Еще один вопрос, на который мне не хотелось отвечать.
— Да. Знал. Я позвонила ему в день, когда ее не стало. Он не ответил. Я оставила сообщение.
Мне было очень больно признать тот факт, что отец мне даже не перезвонил.
— Ты его ненавидишь? — спросил Раш.
Я хотела бы ненавидеть отца. После гибели сестры он, кроме боли, ничего не принес в мою жизнь. Но ненавидеть его было тяжело, ведь больше у меня никого не было.
— Иногда, — честно ответила я.
Раш кивнул, придвинулся ко мне и зацепился мизинцем за мой мизинец. Он ничего не сказал, но в тот момент слова были не нужны, одного маленького физического контакта было достаточно. Может быть, я совсем не знала Раша, но он действовал на меня как какой-то раздражитель.
— Я
День рождения сестры? У Раша есть сестра? Я думала, он единственный ребенок. Та девушка, которая была такой грубой, когда я только приехала? Это была Нэн?
— У тебя есть сестра?
— Да, есть.
Почему Грант сказал мне, что Раш — единственный ребенок? Я подождала немного в надежде, что Раш что-нибудь объяснит, но он не собирался развивать эту тему. Тогда я решила, что сама продолжу.
— Грант сказал, что ты единственный ребенок.
Раш напрягся. Потом он тряхнул головой — его мизинец отцепился от моего — и снова повернулся к океану.
— Не Гранту рассказывать тебе о моих делах. Как бы сильно ему ни хотелось залезть к тебе в трусики. — Раш поднялся и, не взглянув на меня, повернулся и зашагал к дому.
Эту Нэн окружала какая-то стена. Я не представляла, что там, за этой стеной, но понимала, что мне не следовало проявлять любопытство в этом вопросе. Я встала и пошла к воде. День был жаркий, а мне надо было как-то встряхнуться и перестать постоянно думать о Раше. Каждый раз, когда я теряла бдительность в его присутствии, он напоминал мне, что всегда надо быть начеку. Этот парень был странным. Сексуальный, притягательный красавец… и все равно какой-то странный.
Я сидела на кровати, слушала смех и музыку, которые доносились в мою комнату. Весь день я решала, идти на вечеринку или не идти. Последним решением было идти и надеть единственное красивое платье, которое у меня было: в обтяжку, из нежного красного шифона, с юбкой «беби-долл» до середины бедра.
Это платье я купила, когда Кейн пригласил меня на выпускной. Но потом его номинировали на короля бала, а Грейс Энн Генри была номинирована на королеву. Грейс захотела пойти на выпускной с Кейном. Он позвонил мне и спросил, не обижусь ли я, если он пойдет на бал не со мной, а с Грейс. Все в школе считали, что они выиграют, и Кейн подумал, что будет здорово, если они придут вместе. Я с ним согласилась и повесила платье в шкаф. В тот вечер я взяла напрокат два фильма и напекла шоколадных пирожных с орехами. Мы с мамой смотрели романтические комедии и до отвала наелись пирожными. Насколько я помню, этот был один из последних вечеров, когда маме еще было не так плохо после химиотерапии и она могла побаловать себя пирожными.
И вот я вытащила это платье из чемодана. По стандартам людей из общества Раша оно не было дорогим. Вообще-то, оно было довольно простым. Я взглянула на серебряные шпильки. Это были туфли моей мамы, она надевала их на свою свадьбу, и они мне всегда нравились. После свадьбы мама их не носила, но бережно хранила в старательно перевязанной обувной коробке.
Решив пойти на вечеринку, я очень рисковала быть униженной. Я не вписывалась в компанию Раша, впрочем, я и в школе держалась особняком. Всю жизнь я чувствовала себя неловко в больших компаниях. Пора было научиться общаться с людьми. Я должна была забыть о девчонке, которая бросила школу, потому что у нее были заботы поважнее.