Сделаю тебя взрослой
Шрифт:
– Ем, мам, – нанизываю на вилку котлету. – Пап, а ты помнишь Сережу Самсонова? Ну, друга Ефима.
Отец хмурится, солит котлеты под недовольным взглядом матери.
– Самсонов? Это не его отец бандюган бывший? Теперь у руля в Госдуме. И старший, вроде, тоже по той же дорожке пошел.
– Ну, я не знаю подробностей. Просто видела его сегодня. Он даже помнит меня, – от чего мурашки по копчику чечетку бьют. – И брата. Почему они поругались?
– Понятия не имею. Да и былью это поросло. Ну, встретила и встретила, пусть мимо идет. Я сразу Ефиму сказал, нам такие друзья не нужны.
– Потому что мы
– Потому что у нас есть репутация, Луш. Потому что мы династия врачей. И что от нее останется, если мы будем брататься с бандитами?
– Почему бандитами? Может, это слухи!
– Ну, Луш, малыш, ну, не будь наивной! Все, кто ездят на машинах за сорок миллионов, скорее всего, бандиты из девяностых. Понятно, что теперь они приличные люди. Но закон помнит все. Слава, расскажи.
– Да что рассказывать, я же в тюрьме практику проходил. И Юра этот уже тогда сидел. Молодой совсем, а уже убийца.
– Они поэтому перестали общаться?
– Нет, там что-то другое было. Я, конечно, слово свое скажу, но вмешиваться не стану.
– Ага, как сегодня. Мам, он меня перед Кириллом какой-то малолеткой выставил! И он меня не лапал, а обнимал.
– Нет, дочь, он именно лапал. Завтра будет другой, тоже дашь ему себя лапать?
– Нет, конечно!
– А выглядит иначе.
– Что ты меня какой-то… курвой выставляешь! – вскакиваю.
– Это именно так выглядит со стороны. Я тебе доверяю, но тебе сильно понравится, если за твоей спиной смеяться будут? Пальцем показывать?
– Нет, конечно. Неприятно.
– Ну, вот. Сядь, Лукерья, и поешь. А то вон, у мамы лицо, как помидор, красное, что мы с тобой яства ее знатные так и не отведали.
Папа вечно говорит этими славянскими песнопениями, смешит нас до колик. Но не сегодня.
Сегодня я думаю о том, что он прав, и лучше не давать себя трогать на виду у других.
На виду у Сережи.
Значит, он сын бывшего бандита? Я даже не знала!
Да и как поймешь по этим хитрым, красивым глазам?
Лис…
Провожу пальцем по его странице и случайно даю согласие вступить в мой небольшой круг друзей, из которых он так легко когда-то вышел.
Сердце замирает, потому что, чтобы увидеть его сообщение, мне приходится перейти в наш диалог. Диалог, который я когда-то на эмоциях удалила… Жаль, что воспоминания об этой переписке нельзя стереть нажатием кнопки.
Он скидывает всего лишь песню, песню, которую я прислала ему однажды в знак своей детской влюбленности.
Глава 4.
Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс!
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories,
Тебя разлюбить я пыталась 100 раз
И от тебя бежала на другой полюс!
Больше не могу так, пойми, soulmate!
Лучше от меня скрой свои stories.
Я знаю эти слова наизусть, я столько раз слушала эту песню, даже
Зачем он прислал мне эту песню? Что хотел сказать? Почему именно сейчас?
Лис: «Привет, зайчонок».
Пишет он, а у меня паника. Что отвечать, зачем я вообще читаю это?
Он довольно ясно дал мне понять своими действиями, что мне не стоит видеть в нем принца. Я довольно ясно поняла тогда, что влюбленность не для меня. Я начала отбиваться от рук, хотела позвонить тренеру и отказаться от участия в соревнованиях, меня так люто крыло, что я думала, умру без него. Но стоило увидеть его с другой, как резко отпустило! Этот человек никогда не сможет быть мне верным, никогда не будет ждать меня с занятий, как Кирилл, никогда не потерпит, если я его матчу предпочту собственные занятия. А мне еще восемь лет пахать в универе. Как минимум. Меньшее, что мне сейчас нужно, это воспоминания о юношеской дурости. Тем более, повторения. Этот год очень важный. Этот год станет решающим. Смогу ли я поехать все-таки на Россию? Смогу ли стать лучшей?
Заяц: «Привет, Сергей. Спасибо, что дал возможность Кириллу посмотреться в клуб, для нас с ним этом очень важно»
Думаю, теперь он поймет, насколько неуместны это прежнее прозвище «Зайчонок».
Его рука на моей шее, его дыхание на щеке, его шепот: "Была бы ты постарше, Зайчонок, я бы тебя сожрал!»
Я закрываю глаза, вздрагивая от этого мимолетного кадра.
Лис: «У вас все так серьезно, я опоздал, значит?»
Не отвечай. Не отвечай! Лучше посмотри параграф по истории. Там что-то про современное искусство.
Заяц: «Ты и не сильно торопился занять пустующее место».
Лис: «Я ждал подходящего момента».
Заяц: «До подходящего момента еще целых девять месяцев. Готов еще подождать?»
Лис: «Готов. Бросай своего доходягу и будь со мной».
Вот так просто. Какие высокие слова! Будь со мной. Он и тогда говорил, что готов ждать, а потом легко залез на другую.
Я злюсь дико, что из меня опять хотят сделать дуру. Так что звоню той, кто любит его точно больше всех, потому что всегда рядом и готова всегда играть роль затычки.
Звоню его лучшей подруге Василине Макаровой. Сегодня суббота, скорее всего, они зависают в каком-то клубе.
Она отвечает почти сразу.
– Какие люди, Зайцева! У меня даже сохранился твой контакт.
– Привет, Лин. Дай мне Самсонова. Он же рядом?
– Конечно, – передает она трубку, а меня кроет.
– Даже если ты останешься последним на этой земле, я, все равно, с тобой не буду, лжец! – ору и тут же бросаю трубку.
Становится гораздо легче. Просто, как камень с души! Сразу вскрывается нарыв, давая четкое понимание, почему тогда я была маленькой. Лучше оставаться маленькой, чем, как его подруге, постоянно ждать с его стороны внимания, как милостыню. А вдруг сегодня вечером повезет, и он позвонит? А вдруг мне повезет, и он найдет время написать? После девяти я никогда не могла уже выходить из дома, а его после девяти дома никогда не было.