«Сдохни, Борзов!». Федеральная программа «Свободный выбор»

Мельников Сергей

Юля закрыла рот, встала на ноги. В стене дыры вроде пулевых, под подошву что-то попало. И так неудачно, что нога подвернулась, голень пронзила резкая боль. Юля, морщась, убрала ногу. На асфальте лежала гайка, обыкновенная стальная гайка, совершенно чужеродная в этом месте. Юля достала платок, завернула её и сунула в карман. Прихрамывая, пошла к полицейскому. В ушах всё ещё звенело.

Стараясь не видеть повисшие на ограде тела, заливающие кровью плитку, Юля подошла к полицейскому, опустилась на корточки. Он, не замечая ничего, кричал в рацию:

"Скорые! Надо много скорых! Очень много пострадавших, пришлите скорые!"

Время

от времени он тряс головой, будто пытался вытрясти песок из ушей и часто моргал, потом опять заводил свою шарманку

Где-то за домами завыли сирены. Со стороны набережной в переулок к Третьяковке втягивались жёлто-красные машины неотложки.

Юля потрясла полицейского за плечо:

– Товарищ… – кинула взгляд на погон – лейтенант, медики уже приехали, всё хорошо.

Полицейский наконец сфокусировал взгляд на сидящей перед ним на корточках девушке.

– В-вы кто? – Спросил он, часто моргая

– Прохожая. – Юля вытащила из кармана платок с гайкой, протянула ему. – Это на асфальте лежало. Это из бомбы?

Лейтенант ошалело посмотрел на гайку, поднял глаза на Юлю:

– Зачем вы это взяли? Не надо было это брать! А если там отпечатки?

Юля закатила глаза:

– Я тоже смотрю сериалы. Руками я её не трогала. Видите? Она в платке.

Лейтенант забрал гайку вместе с платком, сунул в карман:

– Я вам платок верну, дайте телефон – Паника в глазах сменилась интересом, значит пришёл в себя. И сразу схлынул адреналин. Лейтенант всхлипнул, схватил себя за раненное плечо. Лоб на резко побледневшем лице покрылся испариной.

– Оставьте себе – Юля придержала его за здоровое плечо – Только сознание не теряйте. Я видела, как этот жирный мудак залез в старый логан золотистого цвета. Слышите меня? Машина уехала в сторону набережной. И он был без куртки.

Лейтенант схватил её за руку:

– Куртка?

– Да, он чуть не сбил меня в начале улицы, сильно торопился. Тогда он был в чёрном коротком пуховике. Я подумала, бомж какой-то, в такую погоду пуховик таскать.

– И где этот пуховик?

Я не знаю. Наверное, где-то там. – Юля не глядя показала в сторону места взрыва. – В машину он точно запрыгнул без куртки. А, ещё от него воняло. Он давно не мылся. Это поможет?

Лейтенант сморщился, его шатнуло в сторону. Юля придержала. Он благодарно улыбнулся:

– Да, наверное. Вы должны дождаться следователя и дать показания. Вы ведь понимаете, как это важно?

– Конечно, понимаю. Не волнуйтесь.

В этот момент головная машина кавалькады скорых проехала мимо них, с визгом затормозила впереди, перед каменными столбиками, отделяющими Лаврушинский от Большого Толмачёвского. За ней выстроились другие машины. Из дверей выпрыгивали люди в голубых медицинских костюмах и масках, тащили носилки к месту взрыва. Один из медиков подбежал к полицейским. Приложил руку к шее лежащего, отрицательно мотнул головой. Достал из чемоданчика ножницы с тупыми концами, быстро срезал рубашку с стоящего на коленях лейтенанта, смыл кровь. Проверил глазные яблоки.

– Ну что, лейтенант, – бросил он полицейскому – дёшево отделался, по сравнению с напарником. Иди к ближайшей скорой, фельдшер наложит повязку. – Поможете? – повернулся он к Юле

– Конечно, – ответила та.

– Ну и славно! – он закрыл чемоданчик и побежал дальше.

Полицейский попытался

подняться сам, но его повело в сторону. Юля поднырнула ему под здоровую руку, помогла встать на ноги. Под его коленями оказалась довольно внушительная лужа крови. Парня шатало. Поддерживая его за пояс Юля с раненным поковыляла к ближайшей машине.

Фельдшер выдернул каталку, крикнул водителя, тот выпрыгнул из кабины. Вдвоём они уложили полицейского на носилки.

Лейтенант схватил Юлю за руку:

– Спасибо вам, только обязательно подойдите к следователю… Это важно. И платок я верну. – Глаза закатились. Фельдшер выдернул иглу из его плеча, бросил водителю:

– Тащи систему и натрия хлорид.

Сам задвинул каталку внутрь салона, захлопнул дверцы. Повернулся к Юле:

– Вы в порядке?

Юля кивнула:

– Да. Я далеко была.

– Вам повезло. Идите. Помощь больше не нужна. С вашим парнем всё будет хорошо.

– Он мне не парень

– Значит с чужим парнем всё будет хорошо. Там, кстати, следователь приехал.

Фельдшер ткнул пальцем в сторону подъехавшего микроавтобуса следственного комитета и залез в салон скорой. Юля обернулась. Из машины вылез долговязый тип в сером костюме с папкой под мышкой, похожий на актёра Александра Филиппенко в роли Кощея бессмертного. Он не торопился. Стоял, спокойно разглядывая двор заваленный ранеными и мёртвыми, будто видел такое много раз. За спиной у Юли с лязгом захлопнулась сдвижная дверь, открылась задняя часть борта с надписью "Дар корпорации "РТЭК" НИИ СП им. Н.В. Склифосовского"

Юля бездумно мазнула взглядом по этой надписи и направилась к следователю. Единственное, что её удивляло это собственное спокойствие посреди абсолютного кошмара. И в этот момент хлынул ливень.

13

В окне ни домов, ни фонарей, однородный полог цвета старого серебра. Его слабый свет чуть касается стен, поглощая краски. Она обхватила шею, прижалась лбом ко лбу. Два серых глаза слились в один. На губах улыбка юной девчонки, такая же, как двенадцать лет назад, чуть ехидная, чуть восхищённая, от которой опять сушит горло. Он втянул воздух, который выдохнула она, с нотками мяты и полыни, и привычно закружилась голова. Поймал губами нижнюю губу, некрепко, нежно, правой рукой придержал, головой надавил. Вертикаль ушла в горизонталь. Тёмные волосы упали на белую до голубизны подушку. Чёрный – белый – белый полупрозрачный, с еле видными ручейками студёной воды – серый, с тёмным ободком. Зимний нуар, уголь на снегу, снаружи антрацитово-чёрный, а в глубине тлеет рыжий огонёк, готовый выплеснуться наружу и спалить всё к чертям. И тихий, вкрадчивый стук… Не сердца. В дверь. Ждёшь кого-то? – Нет. Не открывай. Тук-тук. Тук-тук-тук. Вздохнула: не отстанут, придётся. Тук… тук… тук…

Макс открыл глаза с досадой. По крыше дедовой волги стучит дождь. Под ним не Таня в икеевской кровати с непроизносимым названием, а скомканный гобелен с мишками на буреломе. В салоне несвежие носки и пережжёный этанол забивают запахи бензина и кожи. Стыдно перед дедом. Макс со стоном перевернулся. В остывшей машине зябко. Окна запотели изнутри, за задним боковым плотная тень. Размеренно поднимается и опускается рука, ударяя костяшками в одно и то же место. Дождь по крыше, рука в стекло, стук отдаётся эхом в пустой в голове.