Се - человек

Муркок Майкл Джон

– У каждого свои проблемы, - сказал Джерард.
– Выпей еще.

Карл нахмурился.

– Я напал на Джонни только потому, что он смутил меня, выставив на посмешище.

– У каждого свои проблемы. Выпей еще.

– Хорошо.

Я пойман. Тону. Не могу быть самим собой. Сделан тем, что хотели другие. Неужели это судьба каждого человека? Не были ли великие индивидуалисты созданиями своих друзей, которые хотели иметь великих индивидуалистов в качестве друзей?

Великие индивидуалисты должны быть одиноки, чтобы люди считали

их неуязвимыми. Под конец их уже не воспринимают людьми. Обращаются как с символом вещи, которой уже не существует. Они должны быть одинокими.

Никому не нужными.

Всегда есть какая-то причины быть одиноким.

Никому не нужным...

– Мама... я хочу...

– Кому есть дело до того, что ты хочешь? Отсутствовать почти год! Не писать. Как насчет того, что хочу я? Где ты был? Я могла умереть...

– Постарайся понять меня...

– Зачем? Ты когда-нибудь пытался понять меня?

– Да, я пытался...

– Черта с два! Чего ты хочешь на этот раз?

– Я хочу...

– Разве я не говорила, доктор сказал мне...

Одинок...

Мне нужно...

Я хочу...

– Ты ничего не получишь в этом мире, чего не заработал. И не всегда получишь даже то, что заработал.

Пьяный Глогер облокотился о стойку бара и слушал низкорослого краснолицего мужчину.

– Есть масса людей, не получающих того, что они заслуживают, - сказал бармен и засмеялся.

– Я имею в виду, что...
– продолжал краснолицый мужчина медленно.

– Почему бы тебе не заткнуться?
– сказал Карл.

– О, заткнитесь вы оба!
– сказал бармен.

Любимая...

Изящная, нежная, милая.

Любовь...

– Твоя беда, Карл, - говорил Джерард, когда они шли к ресторану, где Джерард хотел угостить ленчем Карла, - в том, что ты все еще веришь в романтичную любовь. Погляди на меня. У меня полный набор недостатков... на которые ты любишь иногда указывать так непочтительно. Я становлюсь ужасно грубым, наблюдая черную мессу и тому подобное. Но я не бегаю, потроша девственниц, - частично потому, что это противозаконно. А против вас, романтичных извращенцев, нет закона, чтобы остановить. Я не могу заниматься любовью, если на ней не надето нижнее белье с черными кружевами, а ты не можешь сделать это, если не поклоняешься вечной любви, и она не поклоняется в ответ, и все ужасно запутывается. Ты причиняешь себе и бедным девушкам, которых используешь, страшный вред! Это отвратительно!

– Сегодня ты более циничен, чем обычно, Джерард.

– Нет, ни капельки. Я говорю абсолютно искренне... Я ни к кому не чувствовал привязанности за всю свою жизнь! Романтичная любовь! В самом деле, против нее должен быть закон. Отвратительно! Катастрофично! Посмотри, что случилось с Ромео и Джульеттой! Здесь предупреждение всем нам.

– О, Джерард...

– Почему ты не можешь просто спать с ней и наслаждаться? Остановись на этом. Считай это само собой разумеющимся! Не развращай при этом бедную девушку.

– Обычно

они сами хотят этого.

– Ты прав, милый мальчик.

– Ты совсем не веришь в любовь, Джерард?

– Мой дорогой Карл, если бы я верил в какую-нибудь любовь, разве я стал бы тебя предостерегать?

Карл улыбнулся.

– Ты очень добр, Джерард...

– О, господи! не надо, Карл, пожалуйста! Если ты еще раз посмотришь на меня таким образом, я не буду кормить тебя дорогим ленчем, и это вполне серьезно.

Карл вздохнул. Единственный человек, который выказывал по отношению к нему какое-то корыстное расположение, был единственным, кто открыто говорил об этом. В самом деле, смешно.

Я хочу...

Мне нужно...

Я хочу...

– Моника, во мне чего-то не хватает...

– Чего именно?

– Ну, скорее, это отсутствие отсутствия, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– О, ради Бога...

– Ты впечатлительный, - говорила ему Ева.

– Нет, я говорил тебе, я жалею себя. Это похоже на впечатлительность?

– О, Карл, ты не делаешь себе никакого послабления?

– Послабления? Я не заслуживаю его.

– Что ты ищешь, Карл?
– спросил Джерард за ленчем.

– Не знаю. Возможно, Чашу Грааля. Еве казалось, что я найду ее.

– Почему бы и нет? В наши дни она стоила бы целое состояние! Не взять ли нам еще бутылочку?

– Ты знаешь, Джерард, я не мученик. Я не святой, не герой, не бездельник какой-нибудь. Я - просто я сам. Почему люди не могут принимать меня таким?

– Карл, мне ты нравишься именно такой.

– Зачем ты опекаешь меня? Я нравлюсь тебе запутавшимся - ты это имеешь в виду?

– Может быть, ты прав. Еще бутылочку?

– Хорошо.

Джерард предложил платить, чтобы Глогер мог изучать психологию.

– Я делаю это только потому, что боюсь, что с тобой что-нибудь случится. Ты даже можешь примкнуть к Католической церкви!

Он слушал курс целый год, а потом бросил ходить на занятия. Все, что он хотел - это изучать Джанга, а они настаивали, чтобы он учился и другим дисциплинам, большую часть которых нашел совершенно неинтересными.

Боже?

Боже?

Боже?

Нет ответа.

С Джерардом он был внимательным, серьезным и разумным.

С Джонни он был снисходителен, насмешлив.

С некоторыми он был спокоен. С некоторыми - шумным. В компании глупцов он был счастлив, как глупец. В компании тех, кем восхищался, был доволен, если казался проницательным.

– Почему я разный с разными людьми, Джерард? Я не знаю, кто я на самом деле. Который из этих людей - я, Джерард? Что неправильно во мне?

– Может быть, ты слишком стараешься понравиться, Карл.

Глава 7

Он снова встретил Монику летом 1962 года, вскоре после того, как бросил занятия. В то время он брался за любую работу, и его психика была очень неустойчивой.