Сеанс длиною в жизнь
Шрифт:
В апреле сорок пятого по всей стране каждый день проводились успешные операции по освобождению нашей родины. То и дело изо всех уголков нашей страны к нам в деревушку доносились известия о том, что война скоро закончится, причем нашей победой. Народ потихоньку оживал и приободрялся. Жизнь вновь начинала иметь смысл. На фоне всего этого, мысль о личных кардинальных переменах не выглядела так уж плохо.
Шагая по проторенной лесной дорожке, я пыталась представить себе, как мы с Юргеном будем жить на новом месте. Чем станем заниматься? Как сложатся наши дальнейшие судьбы вне войны?
За весь год, что мы
Война уходила за горизонт и той весной, впервые за бесконечные четыре года ада, я дышала полной грудью. Небесную синеву и звезды теперь можно было разглядеть гораздо чаще, чем это удавалось даже год назад. Уже практически не чувствовался запах гари и копоти. Слух перестали резать страшные взрывы и выстрелы. Да, война по-прежнему продолжалась, но это происходило уже вдали от нашей деревни в которую изредка возвращались бойцы, пусть и не совсем в здравии, но все же возвращались.
Я, целиком и полностью окрыленная новыми перспективами, прикрывая глаза от приятного привкуса новой жизни, брела в лесную чащу. Все вокруг казалось безумно красивым и обновленным. Вокруг пахло свежестью, а шум деревьев как нельзя лучше прочищал мозг. Где-то в небе раздавались непонятные трели птиц, а со стороны деревни доносился лай дворняг. Я пребывала в таком возвышенном состоянии в тот миг, что, казалось, вот-вот смогу летать. В этом состоянии меня и настиг «фашист». Только это был не немецкий фашист, а НАШ, можно сказать - местный.
– Ну здравствуй, подстилка. – Зло прошипел взрослый мужчина с изуродованным лицом, в старом потрепанном мундире. – Слышал ты превратилась в шлюху, что ж, грех не воспользоваться таким подарком судьбы.
Мужчина стремительно наступал, а я просто окаменела. Со мной случился ступор подобный по силе тому, который я испытала в момент смерти матери. Я просто не в силах была сдвинуться с места, а в наступавшем на меня озверевшем уроде, мне едва ль удалось узнать капитана Воеводова. Вместо того чтобы бежать, я, тратя драгоценное время, всматривалась в его лицо, которое было в страшных не совсем затянувшихся шрамах. Скорее всего, его контузило в бою, может быть даже не один раз. Его одежда, если тряпки покрывавшие его тело можно так назвать, была вся в грязи. Его правая ладонь перевязана каким-то неимоверно грязным лоскутом. От статного красавца не осталось и следа, возможно только взгляд, полный ненависти. Глаза сверкали еще сильнее, чем в те моменты, когда в моем доме заходил разговор о немецких захватчиках. Капитан был полностью во власти лютой, всепожирающей и безмерной ненависти, вот только уже не к немцам, а ко мне.
– Что шалава, пошалим? – его глаза свирепо сверкнули и уже в следующий момент я оказалась на земле.
– Что вы делаете?! Капитан, отпустите! Не трогайте меня! Перестаньте! – но мои слова никто не слышал, а мои удары были равносильны детскому лепету.
–
Капитан лежа на мне без умолку говорил, обжигая мое лицо стойким ароматом самогона и махорки. Его руки достигли нужной цели слишком быстро. Коснувшись моего обнаженного тела, он вдруг резко одной рукой схватился за шею, а второй с силой прижал меня к земле. В какой-то миг я даже успела порадоваться тому что он пришел в себя, что больше не станет совать свои грязные лапы ТУДА. «Пусть лучше просто убьет» - пронеслось в голове. Но не тут-то было. Капитан тут же занял свои руки личной одеждой, старательно высвобождая из своих штанов, то, что я еще ни разу до этого не видела.
Я бешено продолжала кричать и молить о пощаде, на что капитан Воеводов лишь истерически смеялся, расхваливая то, как хорошо мне сейчас будет.
– Пожалуйста, ради всего святого, отпустите меня… Я никому ничего не скажу, обещаю, только не делайте со мной ничего плохого… Пожалуйста… С вами ничего плохого не сделают, обещаю. Только отпустите меня. Я буду молчать, клянусь. Пожалуйста, отпустите… - Слезы сами полились из глаз, а слова были больше похожи на мольбу, чем на просьбу.
– Я тебе, милая, тоже ничего плохого не сделаю, поверь.
Почувствовав его обнаженную плоть на своем животе, я крепко закрыла глаза и вцепилась пальцами в сырую землю. Я понимала – мне никуда не деться от этого зверя. Я так же понимала, что после того что сейчас со мной произойдет, я вряд ли захочу жить. А еще, я поняла, что значили слезы на глазах у выходящей из сарая растрепанной мамы, которые я хоть единожды, но все-же видела.
В тот миг я чувствовала себя попавшейся в мощнейший капкан глупой добычей, и не в моих силах было из него высвободиться. Я четко понимала – кричать бесполезно, вырываться – глупо. Оставалось одно – смириться. Как только все в голове четко обрисовалось я замолчала и прекратила бесполезно колотить урода. Я осознанно смирилась со своей неминуемой участью.
– Швайн!!! – услышала я и тут же почувствовала неимоверное физическое облегчение.
Не легкая туша капитана в следующий момент оказалась на земле. Я лишь на миг раскрыла глаза чтобы убедиться – он больше не причинит мне боль. Капитан неподвижно лежал рядом со мной. Из его раскроенного черепа вытекала прямо на слегка позеленевшую землю алая жидкость. Он больше не двигался, как, собственно, и я.
Я продолжала лежать на холодной земле, не сделав ни одной попытки встать, а перед глазами была плачущая мама. Только лежа на холодной земле в лесу, с собственными глазами полными застывших слез, я отчетливо смогла восстановить то воспоминание. Лицо матери было изуродовано болью и ненавистью. В растрепанных волосах было полно соломы. Мама шла чуть живая. Совершенно обессиленная она пыталась поправлять одежду, а в глазах стояли слезы. Картинка в голове была слишком отчетливой, от чего мне стало еще хуже, если такое было возможно. «И почему я тогда не заметила всего этого?»