Седло для дракона
Шрифт:
Рина ножом столкнула головню в пакет. К коровьему носу она так и не сумела прикоснуться. Видимо, в нем вся душа коровы.
Час спустя, когда стало окончательно ясно, что краска, вылитая на Вовчика, не оттирается даже постным маслом, Рину, как она и ожидала, послали отвести в Копытово ослика Фантома. Одной ей идти не хотелось. Она отправилась искать Сашку и отыскала его у пегасни, на поле, огороженном вкопанными шинами.
Сашка был там вместе с Меркурием. Меркурий, полюбивший Сашку за бесстрашие и горячность, теперь почти каждый день занимался с ним дополнительно. Сашка носился на нелетающем красавце Икаре. Проныривал
– Пуф, – говорил Меркурий, вздрагивая пальцем, словно целясь в Сашку из невидимого арбалета. – Убит. Слишком далеко. Высунул голову. А ведь это даже. Не в воздухе. Не боевой. Пилотаж. А так. Джигитовка.
– А куда мне голову девать? – огрызался Сашка, потирая ушибленное колено.
– А седло зачем? За седло. Убирай. И двигайся. Будь. Трудной. Мишенью. И помни про саперку. Саперкой, если повезет, можно даже болт отбить. А уж стальной шарик из шнеппера. И подавно.
Видя, что Сашка прихрамывает и в ближайшее время к тренировкам не годен, Меркурий отпустил его с Риной в Копытово.
– Мой папа был. Моряк. Он покорял. Океаны, – сказал он, отвязывая от Сашкиного пояса корд. – Но. Самый большой океан мира. Воздушный. И чтобы покорить его. Знать надо. Даже больше. Завтра продолжим!.. И осторожно там идите! У ведьмарей. Учения.
Тропинка петляла по полю, потом по лесу. Ослик Фантом то и дело останавливался и начинал щипать траву. Он никуда не спешил, в том числе и благодетельствовать русскую литературу. Сашка был благодарен ослику за то, что тот идет медленно. Сашка прихрамывал. Вчера на мастер-классе по лоукикам ему отбили ноги, а сегодня еще и Меркурий помог своей джигитовкой. Сашка сам теперь не понимал, как мог полчаса назад догонять пега и вспрыгивать в седло. Разгорячился, должно быть.
Рина посматривала на Сашку и посмеивалась. Она уже привыкла к Сашкиным секретам, которые он называл «свиданиями» и которые часто заканчивались синяками. Но порой обходилось и без синяков.
– Был я тут как-то на свидании в метательном тире, – говорил сейчас Сашка. – Там невзрачные такие дядечки с простыми сельскохозяйственными лицами. На улице увидишь такого – и не заметишь. Ну мужичок себе и мужичок. А все же с таким лучше не ссориться. Чуть поссоришься – из него дождем посыплются топорики, ножички, гвозди-сотки, саперные лопатки и прочие втыкающиеся радости.
И в голосе его Рина ощущала удивление. Не метание его поражало, а то, что совершенно неприметный с виду человек может иметь такие воинственные увлечения.
– Ты меня любишь? – перебивая его, внезапно спросила Рина.
Фантом удивленно задрал голову. В зубах у него как сигара торчал побег иван-чая.
– Это я не тебе! Ты лопай, лопай! – успокоила ослика Рина.
Сашка задумался, и Рина пожалела о своем вопросе. Сашка был человек честный, несколько даже с математическим уклоном души, и всегда отвечал очень подробно. Например, он мог сказать: «Я сегодня люблю тебя на шестьдесят процентов». Или того хуже: «Люблю тебя на двадцать пять процентов». Это же только кажется, что люди каждый день любят друг друга
Дожидаясь Сашкиного ответа, Рина машинально оттолкнула Фантома, наступившего ей копытом на ногу. Фантом недовольно махнул хвостом, и его тяжелая кисточка мазнула Рину по носу. Несколько секунд спустя она уже сидела на земле и, в спешке открыв блокнот не с того конца, строчила:
– Ты меня любишь?
– Да.
– Ты меня просто обожаешь?
– Да.
– Я самый лучший?
– Да.
– Ты исполнишь любое мое желание, каким бы безумным оно ни было?
– Да.
Дверь пнули тяжелым сапогом:
– Эй там, в темнице! Третью ночь одно и то же! Страже спать не даете! Мне что, из аркебузы шарахнуть?
– Да! Да! Да!
– Не слушайте его! Это он совсем о другом! – крикнул маркиз дю Грац. Он торопливо схватил попугая, умевшего повторять одно только слово, и, не дожидаясь, пока тот опять разинет клюв, сунул его в клетку.
– Какой же я идиот! – вдруг воскликнул Сашка.
Рина, вдохновение которой постепенно начало ослабевать, оторвалась от блокнота.
– И какой же ты идиот? – заинтересовалась она. – Подробности? Детали? Факты? Выдержки из истории болезни?
Но, увы, ни выдержек, ни фактов Сашка ей не предоставил, а только показал вперед и чуть вверх, туда, где, заканчиваясь, лес перетекал в поле.
– Эх! Не той дорогой я тебя повел! – сказал он, хотя шли они вместе и вовсе не Сашка вел Рину.
Рина сделала несколько шагов – и застыла. Открывшееся ей было прекрасно до ошеломления. Немыслимой, неправдоподобной голубизны небо. Внизу на поле желтая, залитая солнцем и оттого совсем слепящая гречиха. Между гречихой и небом – многоуровневое облако. Нижний его срез темный. Выше облако постепенно светлеет, становится ватным – и вдруг взлетает одинокой снежной горой. От горы отделяется дуга от пролетевшего самолета. Кажется, будто в состоящее из белил облако ткнули пальцем и смело провели по небу. Внутри дуги, как в арке, танцуют восемь точек. Они то вытягиваются в прямую линию, то выстраиваются кольцом, то, распадаясь на четыре отдельные двойки, разом занимают все высоты.
– Эх! – сказал Сашка. – Возвращаться придется! Нам теперь на поле не высунуться. Надо было другим путем идти, через овраги…
– У берсерков тренировки! – сказала Рина, вспоминая. – Меркурий говорил… Смотри! Охват!
– Не охват. Подрезка… Прямо как по учебнику боевого пилотажа! – ответил Сашка.
Рина с Сашкой привязали Фантома к дереву, а сами, укрывшись в кустарнике, наблюдали. Вскоре стало очевидно, что не все четыре двойки обладают одинаковым опытом. Вот эти две относительно неподвижные, даже отчасти ленивые точки – инструкторы. Изредка одна из них срывается с места и не столько показывает, сколько намечает упражнение. Потом возвращается на место. Другие послушно повторяют.