Седьмая девственница
Шрифт:
— Не думаю, что он вернется когда-нибудь. Я не говорила тебе раньше, но он сейчас готовится принять важное решение. Он думает остаться в Италии и вступить в религиозный орден.
— Вот как?
Я тут же подумала, удалось ли мне скрыть радость в голосе. Джастин станет монахом! Никогда не женится! Теперь для Карлиона дорога свободна. Никто не будет стоять между ним и правом наследования.
Внезапно я вспомнила о Меллиоре, сидящей дома и терпеливо ждущей, как Пенелопа. Я пристально взглянула на нее.
— А как же ты, Меллиора? Ты его так любила. Ты его по-прежнему любишь?
Она помолчала.
— Ты такая практичная, Керенса. Ты
— Пожалуйста, попытайся мне объяснить. Это для меня очень важно… я хочу сказать, твое счастье. Я так горевала из-за тебя, Меллиора.
— Я знаю, — улыбнулась она. — Ты иногда злилась, когда упоминали имя Джастина. Я знаю это потому, что ты жалела меня. Джастин был кумиром моего детства. Моя любовь к нему была детским обожанием. Ну, представь себе. Наследник большого дома, а аббатство для меня тоже кое-что значит, как и для тебя. Мне он казался безупречным женихом и, думаю, моей самой заветной мечтой было, что он когда-нибудь заметит меня. Он был принцем из волшебной сказки, который женится на дочери дровосека и делает ее королевой. Это выросло из детской фантазии. Понимаешь?
Я кивнула.
— Я думала, что ты больше никогда не будешь счастлива, после того как он уехал.
— Так оно и было. Но наши отношения были мечтательной идиллией. Его любовь ко мне и моя к нему. Будь он свободен, мы бы поженились и, возможно, это был бы удачный брак. Я продолжала бы обожать его, была бы ему хорошей, верной женой, а он — учтивым, нежным мужем. Но нашим отношениям всегда была бы свойственна мечтательность, некоторая бескровность, нереальность. Ты дала мне это понять.
— Я? Как так?
— Своей материнской любовью к Карлиону. Своей пламенной страстью. Своей ревностью, когда тебе казалось, — я замечала, — что он слишком любит меня или Джо. Твоя любовь безумна, всепоглощающа, и я пришла к выводу, что это и есть настоящая любовь. Подумай, Керенса, если б ты любила Джастина так, как мне казалось, люблю его я, что бы ты сделала? Сказала бы «прощай»? Позволила бы ему уехать? Нет. Ты бы уехала с ним, или вы остались здесь и отчаянно боролись бы за право жить вместе. Это любовь. Ты никогда так не любила Джонни. Но когда-то ты так любила Джо, любила бабушку, а теперь вся твоя любовь принадлежит Карлиону. Однажды, Керенса, ты полюбишь мужчину и найдешь себя. Я верю, что тоже буду так любить. Мы еще молоды, мы обе, но мне потребовалось больше времени, чтобы повзрослеть, чем тебе. Теперь и я повзрослела, Керенса, но ни одна из нас еще не нашла себя. Ты понимаешь меня? Этот день придет, мы себя еще найдем.
— Как ты можешь быть в этом уверена?
— Потому что мы вместе росли, Керенса. Между нами есть связь, есть общая нить судьбы, которую мы не можем порвать.
— Сегодня утром на тебя снизошла мудрость, Меллиора.
— Это потому, что мы обе свободны… свободны от прошлой жизни. Как будто опять начинаем сначала. Джонни мертв, Керенса. Я уверена в этом. Я думаю то, что ты говорила, правда. Не один, а несколько человек убили его, потому что он не давал им возможности заработать на жизнь. Они совершили убийство для того, чтобы могли жить их жены и дети. Ты свободна, Керенса. Тебя освободили голодающие жители Сент-Ларнстона. И я свободна, я освободилась от… мечты. Джастин вступит в монашеский орден, я не буду больше сидеть и мечтать за шитьем, не буду ждать письма, не буду вскакивать, заслышав, как кто-то входит в дом. И теперь я покойна. Я стала женщиной. Это как обретение свободы.
Я смотрела на нее и думала: она права. Нет больше угрызений совести. Можно не вздрагивать при виде Сонечки, шрам у нее на спинке перестал быть шрамом на моей душе. Я не разбила Меллиоре жизнь, когда сохранила аббатство для Карлиона. Больше не нужно сожалений.
Подчинившись порыву, я подошла к Меллиоре и обняла ее. Она улыбнулась мне, подняв ко мне лицо. Я наклонилась и поцеловала ее в лоб.
В последующие несколько недель я сделала два открытия.
Поверенный в делах нашей семьи приехал в аббатство повидать меня. У него были печальные новости. В течение нескольких лет состояние семьи Сент-Ларнстон находилось в упадке, и требовались значительные сокращения расходов.
Джудит Деррайз укрепила положение своим приданым, но оно должно было выплачиваться в течение долгих лет, а теперь, поскольку она мертва и от ее брака нет детей, оставшаяся от приданого сумма выплачена не будет. Игра Джонни ускорила катастрофу, которой при тщательной экономии можно было бы избежать и которая не разразилась бы, останься Джудит жива.
Джонни раздал много закладных на имущество, чтобы расплатиться со своими карточными долгами. Через несколько месяцев за них надо было выкладывать деньги. Похоже, что придется продавать аббатство, — другого выхода не было.
Ситуация походила на ту, которая угрожала семье несколько поколений назад. Тогда оловянная шахта оказалась источником благосостояния, и семья сохранила старый замок.
Необходимо что-то предпринять в ближайшие несколько месяцев.
Что именно? Мне нужно было сообразить.
Поверенный посмотрел на меня сочувственно. Ему было меня жаль. Мой муж исчез. Большие суммы денег, принадлежавших семейству Сент-Ларнстон, девались неизвестно куда. Они проходили через руки Джонни и, возможно, были проиграны. В любом случае, Джонни исчез, и осталась я одна, чтобы спасти, что могу, для своего сына. Джастин готовился отречься от всего мирского, в том числе и от своего имущества, кроме небольшого личного дохода, который пойдет тому монастырю, где он проведет остаток своих дней.
— Я полагаю, миссис Сент-Ларнстон, — сказал поверенный, — вам следует переехать из аббатства в Дауэр Хауз, который сейчас свободен. Живя там, вы значительно сократите расходы.
— А как же аббатство?
— Можно сдать его внаем. Но сомневаюсь, что это как-то разрешит ваши проблемы. Может быть, придется и продать аббатство…
— Продать аббатство! Оно принадлежало семейству Сент-Ларнстонов не одно поколение.
Он пожал плечами.
— В наши дни много таких поместий сменили хозяев.
— Но мой сын…
— Ну, он молод, и нельзя сказать, что он-то здесь долго прожил. — Увидев, как я расстроилась, он смягчился. — Может, до этого и не дойдет.
— Есть еще шахта, — сказала я. — Однажды она спасала аббатство. Спасет и еще раз.
Я попросила Сола Канди прийти ко мне. Я не могла понять, почему волнения вокруг шахты прекратились. Я приняла решение, что начну работы немедленно, но первое и самое важное, что надо было выяснить, — это есть ли в шахте олово.