Седьмая девственница
Шрифт:
Меллиора прекрасная хозяйка. Никогда не видела человека, способного так наслаждаться своим счастьем. Она уже не помнит тягот, которые ей пришлось вынести при старой леди Сент-Ларнстон, страданий, перенесенных из-за Джастина; однажды она сказала мне, что смотрит на свое прошлое, как на ступеньку в будущее. Мне бы так.
Если б только бабушка была со мной! Если б только я могла поговорить с ней! Припасть бы к ее мудрости!
Карлион подрос. Он высок, почти не похож на Джонни, но при всем том он — Сент-Ларнстон. Ему шестнадцать, и он проводит больше времени с Джо, чем со мной. Он вообще
На днях я разговаривала с Карлионом о его будущем, и, сияя, он мне выдал:
— Я хочу заняться тем же, что и дядя Джо. Я пришла в негодование, напомнила ему, что он станет сэром Карлионом в один прекрасный день, и попыталась показать ему то будущее, которое прочила ему я. Сент-Ларнстоном, конечно, он уже не мог владеть, но я хотела, чтобы он тоже стал хозяином большого имения, такого, каким в течение многих поколений владели его предки.
Он опечалился, потому что огорчать меня ему не хотелось. Карлион боялся, что я разочаруюсь в нем, потому что как ни мягок он был, но своей воли ему не занимать. Да и как же могло быть иначе у моего сына?
Так между нами пролегла трещина, и с каждым днем она становилась все шире. Джо знает об этом, но думает, что мальчик должен сам сделать выбор. Джо привязан ко мне, хотя порой мне кажется, что он меня боится. Всего лишь раз или два он упомянул о той ночи, когда Ким и я вынесли его из леса, но он никогда о ней не забывает. Он всегда помнит о том, чем он обязан Киму и мне, и, хотя его взгляд на жизнь отличается от моего, он меня старается понять. Он знает о моих честолюбивых планах для Карлиона. В конце концов когда-то я была полна честолюбивых замыслов и по поводу самого Джо.
Он разговаривал с мальчиком, пытался убедить его, что жизнь сельского ветеринара, достаточно приятная для необразованного дядюшки Джо, не годится для сэра Карлиона.
Но Карлион остается непреклонен, и я тоже. Я замечаю, что он уже избегает бывать со мной наедине. От этого, и от того, что я вынуждена каждый день с завистью смотреть на счастливую семью в аббатстве, я задаю себе вопрос: «Какую удачу принесли мне все мои ухищрения?»
Дэвид Киллигрю часто пишет мне. Он все еще викарий, а его мать все еще жива. Мне бы надо написать Дэвиду и сказать ему, что я больше никогда не выйду замуж. Но я этого не делаю. Мне доставляет удовольствие думать, что Дэвид ждет и надеется. Благодаря этому я чувствую, что и я для кого-то много значу.
Ким и Меллиора говорят мне, что я много значу для них. Меллиора зовет меня своей сестрой — и Ким зовет меня сестрой. Ким, к которому я всегда тянулась душой и телом! Мы были созданы друг для друга, иногда мне хочется сказать это вслух, но ему невдомек.
Он однажды сказал мне, что полюбил Меллиору, когда услышал, как она забрала меня домой с Трелинкетской ярмарки. «Она выглядела такой мягкой, нежной, — сказал он, — и оказалась способна на такой поступок. Мягкость и сила, Керенса. Превосходное сочетание, причем сила всегда для кого-то другого. Такова моя Меллиора. А потом она привела вас на
Мне приходится смотреть на них и притворяться. Я присутствовала при рождении детей. Двух мальчиков и двух девочек. Будут и еще. Старший унаследует имение. В нем воспитывают любовь к аббатству и желание трудиться ради него.
Почему же такое случилось со мной, ведь я планировала свое будущее и изо всех сил трудилась ради него… и взлетела так высоко?..
Но у меня по-прежнему есть Карлион, и я все время напоминаю себе, что он когда-нибудь станет сэром Карлионом, потому что Джастину вряд ли долго осталось жить. Он болен. Сэр Карлион! Он должен иметь достойное будущее. У меня есть Карлион, ради которого нужно трудиться. Я никогда не позволю, чтобы он стал сельским ветеринаром.
Иногда я сижу у окна, глядя на башни аббатства, и молча плачу. Никто не должен знать, как я страдаю. Никто не должен знать, какое поражение я потерпела.
Иногда я выхожу и стою в хороводе камней, и мне кажется, что моя судьба несчастнее, чем у них. Они были обращены в камень, когда танцевали, дерзко бросая вызов судьбе. Лучше бы и мне так.
9
В тот вечер из аббатства пришли Меллиора и Ким.
Они были напуганы.
— Мы хотели бы, чтобы ты переехала к нам, Керенса, пока они егоне найдут.
Я была спокойна. До сих пор мне удавалось скрывать свои чувства; собственно говоря, это было предметом моей гордости — немного поводов для гордости у меня осталось! Ведь я заставила их поверить, что я просто хороший Друг.
— Кого найдут?
— Ройбена Пенгастера. Он сбежал. Думают, что он скорее всего вернется сюда.
Ройбен Пенгастер! Прошли годы с тех пор, как он пытался замуровать меня в стене. Порой я говорила себе: уж лучше бы у него получилось задуманное — тогда я бы встретила смерть, веря, что Ким любит меня, как я люблю его; а узнать, что на самом деле все было иначе, оказалось величайшей трагедией моей жизни.
Я рассмеялась.
— Я не боюсь.
— Послушайте, Керенса, — заговорил Ким; голос у него был напряженный, взгляд отуманен беспокойством. — Мне сообщили об этом из Бодмина. Они очень встревожены. В последние несколько дней он вел себя странно. Сказал, что ему надо кое-что сделать. Ему помешали сделать это перед тем, как его увезли. Они убеждены, что Ройбен вернется сюда.
— Тогда, значит, здесь расставят караульных. Его будут искать.
— Такие, как он, хитрые. Вспомните, что он едва не натворил тогда.
— Если бы не вы, Ким, — мягко напомнила ему я. Ким нетерпеливо пожал плечами.
— Пойдемте в аббатство. Тогда у нас будет спокойней на сердце.
Я подумала, а почему у вас должно стать спокойно на сердце? В моем сердце уже столько лет нет покоя из-за вас. Я сказала:
— Вы преувеличиваете. Мне и тут будет хорошо. Я не пойду.
— Это безумие, — настаивал Ким, а Меллиора чуть не расплакалась.
— Что ж, тогда мы придем сюда, — предложил Ким. Мне доставляло радость видеть его тревогу. Мне хотелось, чтобы он беспокоился обо мне всю ночь.