Седьмая казнь
Шрифт:
Даже отдыхая в своей любимой Италии, он не избавлялся от этой усталости. Мысли о сестре преследовали его везде. Приходилось постоянно звонить, чтобы поговорить с сиделкой, справиться о самочувствии ее подопечной. И все же вдали от дома Сергею было гораздо лучше. Пусть чуточку, но он расслаблялся. Сбавлял ритм своей жизни, сводил общение с людьми к минимуму. В Москве-то постоянно приходилось с кем-то контактировать, и это порой утомляло, ибо Сергею нравилось одиночество. А уехав, получал значительно больше положительных эмоций. Особенно гуляя по улочкам итальянских городов, слушая итальянскую речь, вкушая итальянские блюда. А возвращаясь
Но пока у него не было возможности туда переехать. Не с сестрой же? А бросить ее нельзя.
Сергей оторвал взгляд от висящей на стене фотографии зимней Венеции и перевел его на бескровное лицо сестры. Девушке двадцать с небольшим, а выглядит как старуха. Но сердце у нее молодое, здоровое. Сколько оно еще проработает? Десять лет, двадцать, тридцать? Сестра может даже его пережить. А почему нет? Он-то при таком ритме жизни загонит себя. Надорвет здоровье. И умрет лет в сорок пять от сердечного приступа, например. Сестре же на тот момент будет только тридцать шесть.
Сергей услышал за своей спиной шаги и обернулся. Вошла сиделка Катя. Это была высокая полная женщина с некрасивым лицом и удивительными волосами – рыжими, густыми, заплетенными в толстую косу, доходящую до пояса. Если мужчина, за которого она выходит замуж, и зацепился взглядом за что-то, то наверняка за них. Хотя, возможно, ему понравилась «масштабность» Кати. Некоторые мужчины обожают корпулентных женщин. Вот только Сергей к их числу не относился, поэтому так удивился, когда сиделка сообщила, что у нее скоро свадьба. Он-то думал, «красавица» старой девой останется.
– Не знала, что вы дома, – сказала Катя. Голос у нее был по-мужски низкий, но довольно приятный.
– Да, я дома, – откликнулся Сергей.
– Но вы же говорили, что до послезавтра будете проводить ночи в другом месте.
– Мои планы изменились.
Катя подошла к кровати больной, проверила памперс. Тот оказался сухим.
– Вы нашли мне замену?
– Нет пока.
– Но помните, что завтра я дежурю последнюю ночь?
Катя жила в его квартире. Она была постоянной сиделкой. А до этого Сергей нанимал двух женщин, которые сменяли друг друга. И они редко его устраивали. Приходилось постоянно увольнять одну, искать другую. Катя решила все его проблемы, оказавшись отличным работником и нераздражающим человеком – другого он не потерпел бы в своем доме. Женщина проработала почти два года, и вот пришла пора с ней расставаться. Послезавтра утром сиделка уйдет из его дома навсегда. О том, как будет трудно без нее, Сергей понимал. Когда Катя брала отпуск, он чуть ли не дни в календаре зачеркивал, ожидая ее возвращения. И сейчас вздохнул.
– Я помню, что ты уходишь от нас послезавтра утром, – сказал Сережа. – Мне очень жаль.
– Мне тоже. Я привыкла и к вам, и к Дуняше.
Катя называла свою подопечную только так – Дуняша. А сам Сергей почти не употреблял в разговоре ее имени. Говорил просто «сестра». Сам не знал, почему.
– Да и платите вы хорошо. В Самаре, куда я уезжаю, вряд ли сумею получать половину. Но что поделать…
– Катя, если у вас там что-то не заладится, знайте: вы всегда можете вернуться.
– Спасибо, буду иметь в виду. – Она вытерла салфеткой выступившую в уголке сестриного рта слюну и посмотрела на Сергея с материнской жалостью. – А вы зря тут сидите. Сходите куда-нибудь,
Женщина, конечно, была права. Надо пользоваться моментом. Вот только куда пойти? Как развеяться? Если сил совсем нет…
– У вас ведь есть друзья? – опять заговорила Катя. – Наверняка да, потому что вы человек хороший. У таких всегда много друзей…
«Выходит, не такой уж и хороший, – подумал Сергей. – Потому что друзей у меня нет. Были когда-то, в прошлой жизни, те, кого я считал таковыми, но коль ни один в эту со мной не вошел, значит, я ошибался на их счет…»
– Позвоните кому-нибудь из них, – продолжила Катя. – Позовите в спортбар. Или в баню. Хотя о чем я? Вы наверняка время иначе проводите. Тогда в ресторан, в клуб. Или на каток крытый. А лучше пойдите с девушкой в кино. На последний ряд. Там ведь можно целоваться.
Сергей не смог сдержать улыбку.
– Какая вы, оказывается, шалунья, Катя.
Но женщина оставалась серьезной. Присела на стульчик, взяла его за руку и, заглянув в глаза, мягко спросила:
– Хотите услышать мое мнение, Сергей?
– Насчет поцелуев на последнем ряду?
– Нет. Насчет Дуняши и… вашей жизни. – Глаза Кати вдруг наполнились слезами. – Жизни, которую вы гробите.
– К чему вы клоните?
– Отдайте Дуняшу в интернат. Ей все равно, а вы хоть вздохнете.
Сергей про себя усмехнулся.
Думает, она первая предложила ему это? Да буквально все говорили ему одно и то же: ей все равно, а ты вздохнешь. Клавдия почти убедила отдать сестру в специнтернат, и Сергей даже решил начать присматривать подходящий. Но увидел по телевизору передачу об этих учреждениях и их обитателях и пришел в ужас. С пациентами там обращались не просто плохо – мерзко. И ладно, если забывали кормить, обмывать, доводили их тела до того, что в ранах заводились черви. Так еще над ними глумились, женщин насиловали! И он передумал отдавать сестру в интернат. Хотя Клавдия, выслушав его рассказ, попыталась вразумить. Говорила, что есть частные заведения, в которых бережно относятся к пациентам. Но Сергей своего решения не поменял. И среди персонала дорогих учреждений уроды попадаются…
– Вам нужно свою жизнь налаживать, – продолжала Катя. – Семью заводить, деток. А куда вы невесту приведете? Сюда? Так не пойдет же.
– Кать, да не могу я, понимаешь! – Он сам не заметил, как перешел на «ты». – Не могу сбагрить ее. А даже если решусь, все равно облегчения не почувствую. Буду корить себя, изводить, думать о том, как ей там. Знаешь, если бы в нашей стране была разрешена эвтаназия, мне легче было бы согласиться на нее.
– Вы серьезно?
– Совершенно. Тогда я освободил бы не столько себя, сколько сестру. Ее душа сейчас заперта в клетке. И будет томиться в ней долгие годы.
– До того, как устроиться к вам, я работала у одной женщины. Там ребенок болел. Серьезно и неизлечимо. Ей так же, как вам, все твердили: отдай его. Мальчик был совсем умственно отсталый, но мать ни в какую не соглашалась. Однажды пришла я на работу, а они мертвые лежат. Оба. И мама, и сын. Женщина сначала ребенка отравила, потом сама таблеток напилась. В записке предсмертной что-то похожее на ваши слова было написано. Только еще добавлено, что и ее душа на волю хочет. Понимала, что не сможет с грехом таким жить. А вы бы смогли?